ВОРОБЬИШКО

Максим Горький

    У воробьев совсем так же, как у людей: взрослые воробьи и воробьихи — пичужки скучные и обо всем говорят, как в книжках написано, а молодежь — живет своим умом.
     Жил-был желторотый воробей, звали его Пудик, а жил он над окошком бани, за верхним наличником, в теплом гнезде из пакли, моховинок и других мягких материалов. Летать он еще не пробовал, но уже крыльями махал и всё выглядывал из гнезда: хотелось поскорее узнать — что такое божий мир и годится ли он для него?
       — Что, что? — спрашивала его воробьиха-мама.
       Он потряхивал крыльями и, глядя на землю, чирикал:
       — Чересчур черна, чересчур!
       Прилетал папаша, приносил букашек Пудику и хвастался:
       — Чив ли я? Мама-воробьиха одобряла его:
       — Чив, чив!
       А Пудик глотал букашек и думал: «Чем чванятся — червяка с ножками дали — чудо!»
       И всё высовывался из гнезда, всё разглядывал.
       — Чадо, чадо, — беспокоилась мать, — смотри — чебурахнешься!
       — Чем, чем? — спрашивал Пудик.
       — Да не чем, а упадешь на землю, кошка — чик! и слопает! — объяснял отец, улетая на охоту.
        Так всё и шло, а крылья расти не торопились.
         Подул однажды ветер — Пудик спрашивает:
         — Что, что?
         — Ветер дунет на тебя — чирик! и сбросит на землю — кошке! — объяснила мать.
         Это не понравилось Пудику, он и сказал:
         — А зачем деревья качаются? Пусть перестанут, тогда ветра не будет...
         Пробовала мать объяснить ему, что это не так, но он не поверил — он любил объяснять всё по-своему.
         Идет мимо бани мужик, машет руками.
         — Чисто крылья ему оборвала кошка, — сказал Пудик,- одни косточки остались!
         — Это человек, они все бескрылые! — сказала воробьиха.
         — Почему?
         — У них такой чин, чтобы жить без крыльев, они всегда на ногах прыгают, чу?
         — Зачем?
         — Будь-ка у них крылья, так они бы и ловили нас, как мы с папой мошек...
       — Чушь! — сказал Пудик. — Чушь, чепуха! Все должны иметь крылья. Чать, на земле хуже, чем в воздухе!.. Когда я вырасту большой, я сделаю, чтобы все летали.
         Пудик не верил маме; он еще не знал, что если маме не верить, это плохо кончится.
        Он сидел на самом краю гнезда и во всё горло распевал стихи собственного сочинения:
                         Эх, бескрылый человек,
                         У тебя две ножки,
                         Хоть и очень ты велик,
                         Едят тебя мошки!
                         А я маленький совсем,
                         Зато сам мошек ем.
         Пел, пел да и вывалился из гнезда, а воробьиха за ним, а кошка — рыжая, зеленые глаза — тут как тут.
         Испугался Пудик, растопырил крылья, качается на сереньких ногах и чирикает:
         — Честь имею, имею честь...
        А воробьиха отталкивает его в сторону, перья у нее дыбом встали — страшная, храбрая, клюв раскрыла — в глаз кошке целит.
        — Прочь, прочь! Лети, Пудик, лети на окно, лети...
        Страх приподнял с земли воробьишку, он подпрыгнул, замахал крыльями — раз, раз и — на окне!
      Тут и мама подлетела — без хвоста, но в большой радости, села рядом с ним, клюнула его в затылок и говорит:
         — Что, что?
         — Ну что ж! — сказал Пудик. — Всему сразу не научишься!
      А кошка сидит на земле, счищая с лапы воробьихины перья, смотрит на них — рыжая, зеленые глаза-и сожалительно мяукает:
        — Мяа-аконький такой воробушек, словно мы-ышка... мя-увы...
        И всё кончилось благополучно, если забыть о том, что мама осталась без хвоста...