ВОСПИТАНИЕ ДЕТЕЙ
Воспитание мальчика
Мальчика стригли первый раз, когда ему исполнялся год. Этот обряд описан в древнерусских летописях как великокняжеский, и неизвестно, пришел ли он на Русь из степи или в степь от Руси. А может, он был общим для всех дружинников — и степняков, и славян, и варягов. Но у казаков он сохранился до наших дней.
Годовалого казачонка на женской половине дома усаживали на кошму, и крестная срезала его первые прядки волос, которые потом на протяжении всей жизни сохранялись за именной иконой.
Подстриженного мальчонку женщины передавали мужчинам, и те несли его к церкви. Там его ждал неоседланный конь. Казачонка сажали верхом на коня на расстеленный шелковый платок (в который потом заворачивали первые волосы) и гадали, как он будет себя вести, по малейшим приметам стараясь угадать судьбу будущего воина. Схватится за гриву — будет жив. Заплачет, повалится с коня — быть убитому. Коня обводили вокруг церкви. Потом отец брал его на руки, а крестный надевал на них обоих портупею так, чтобы издали казалось: идет по улице казак при шашке.
У ворот родного куреня казаков встречали женщины.
«Казака принямайтя! Да за ним доглядайтя! Чтоб был не квелый, до всякой работы скорый, чтоб Богу молился да сабле учился! Чтоб малых не забижал, старших уважал, а к родителям был почтительнай...»
Крестная снимала с отца и сына шашку со словами: «Возьми, крестный, шашку, нашему казаку еще расти нужно. Сохраняй ее до срока».
Крестный принимал оружие, хранил его и вручал крестнику в семнадцать лет, после того как малолетку приписывали к полку. Он же, крестный, обучал крестника всем церковным обычаям, но в большей степени всем видам воинского искусства. Считалось, что отец может быть излишне строг или чрезмерно мягок — поскольку это его плоть и кровь, а крестный — духовный отец — будет и строг и справедлив.
Обучение начиналось после праздника первых штанов. Штаны, как правило, дарил старший в роду. Это должны были быть обязательно шаровары. Без этого изобретения скифов обучение верховой езде было невозможно. Мальчика все поздравляли с первыми штанами, и казачонок ими очень гордился.
Наступал этот праздник в зависимости от общего развития мальчика, но, как правило, лет с трех-пяти казачонка уже приучали к верховой езде. Обучение было тяжелым и постоянным. Стрелять учили с семи лет, рубить шашкой — с десяти. Сначала пускали тонкой струйкой воду и «ставили руку», чтобы клинок шел под правильным углом и резал воду, не оставляя брызг. Потом учили «рубить лозу», сидя на коновязи — на бревне, и только потом на боевом коне, по-боевому, по-строевому оседланном. Рукопашному бою учили с трех лет, передавая особые, в каждом роду хранившиеся приемы.
Мальчика воспитывали гораздо строже, чем девочку, и жизнь его с очень раннего возраста была заполнена трудом и обучением. С пяти лет мальчишки работали с родителями в поле: погоняли волов на пахоте, пасли овец и другой скот. Но время для игры оставалось. И крестный, и атаман, и старики следили, чтоб мальчонку «не заездили», чтобы играть позволяли. Но сами игры были такими, что в них казак обучался либо работе, либо воинскому искусству.
Одной из самых любимых была древнейшая игра пастухов — дзига, или кубарь, в которую играли с утра до вечера. Специально изготовленную игрушку, похожую и на шпульку от ниток, и на волчок, подхлестывали кнутами. Условия были самыми разными: стараясь не уронить, гоняли дзигу по маршруту, гоняли наперегонки... Особые мастера ухитрялись выделывать потрясающие номера с кубарем, подбрасывая его в воздухе или попадая им в цель за много метров. Бывали командные соревнования, бывали бои — когда сшибали дзиги противников... Несмотря на то, что взрослые считали «гонять кубарь» пустым занятием, именно оно развивало глазомер, реакцию, ловкость, выносливость, да и просто обучало пастушьему владению кнутом и боевому умению обращаться с нагайкой.
В семь лет мальчонку стригли ритуально во второй раз. Бритоголовым он шел в первый раз с мужчинами в баню, а затем к первой исповеди. Дома после праздничного обеда, за которым он в последний раз ел детские сласти, под украдкой роняемые матерью, сестрами и бабушкой слезы он собирал постель и переходил из детской в комнату братьев.
Старшие братья придирчиво осматривали его одежонку и немилостиво выбрасывали все, что считали излишне теплым или мягким.
«Все! — говорили они,— Учись служить! Чай, теперь ты не дите, а полказака!»
С этой минуты мальчика могли наказывать только мужчины (или, если отец погиб или умер, только мать). Женщины не имели права вмешиваться в его воспитание. А когда старшие уезжали из дома, он оставался за хозяина.
«Смотри, — говорил отец, — на тебе дом и женщины. Доглядай хозяйство».
И если поначалу это могло восприниматься не совсем серьезно, то в десять лет казачонок уже полностью понимал меру ответственности и действительно был опорой дома и семьи.
С очень раннего возраста казачонок осознавал себя частью станичного общества. В преданиях говорится, что на всех старинных казачьих войсковых кругах обязательно были смышленые казачата. Для этого торжественного случая им даже шилась, за счет атаманской казны, праздничная одежда, Разумеется, они не принимали участия в спорах казаков, у них была другая задача — слушать и запоминать.
В особо важных случаях таких мальчишек бывало несколько. Они стояли друг от друга порознь, чтобы не разговаривали между собою, и после круга их расспрашивали: что они запомнили, о чем шла речь, кто и что говорил, кто кому возражал, какое было принято решение... Так народ сохранял свою историю. Бывали старики, которые с поразительной точностью рассказывали о событиях вековой давности, и на вопрос, откуда ему это известно, старик отвечал коротко и просто: «Я там был!».
Мальчишки обязательно присутствовали при разведении межевых границ. Причем, после того как мальчонка с закрытыми глазами повторял все приметы и знаки границы, его могли неожиданно ударить рукой и нагайкой. Объяснение было примерно следующим: «Мол, прости, сынушка, это тебе не в укор и не в наказание... Рана заживчива, а память забывчива. И ты с годами все позабудешь, а вот как тебя ударили ни за что ни про что, век помнить станешь, а с тем и все границы станичного юрта».
Но самой главной задачей казачонка всегда была учеба. Особым уважением пользовались школяры. Ими гордились в семьях, они вели себя на улице солидно и достойно. Те, кому посчастливилось учиться в кадетском казачьем корпусе или в гимназии, были известны поименно всем жителям станицы или хутора. Их приглашал в правление и поздравлял с каникулами атаман. Студентов и юнкеров даже старики звали по имени-отчеству.. Но кроме этого каждый казачонок ежедневно учился работать, перенимая мастерство от старших. Семилетний мальчик вполне справлялся с лошадьми и волами, мог и запрячь, и поставить в конюшню. Пахать на волах ему не хватало силенок, но боронить, сгребать сено на лошадях было исключительно мальчишеским делом.
С весны до осени казачата, как правило, жили в степи при отарах или на бахчах со стариками. И здесь учеба не прекращалась ни на один день. Казачат учили ежедневно — стрелять, скакать на коне, рубить шашкой, бороться.
Сыновьям казачьих офицеров времени на детские игры отпускалось меньше, чем сыновьям простых казаков. Как правило, с пяти-семилетнего возраста отцы забирали их в сменные сотни, полки и увозили с собой на службу, часто и на войну.
Постоянно культивируемая в народной казачьей культуре «исправность» подразумевала высокое внутреннее достоинство, что прежде всего выражалось во внешней опрятности, скромности одежды и в манере поведения. Коренной родовитый казак никогда не показался бы на людях в расстегнутом мундире, с разлохмаченным чубом, распоясанный и расхристанный. Казаки — известные балагуры и шутники — никогда не орали пьяных песен и не сквернословили. Так что образ казака в необъятных шароварах с «чубом по губам», с разорванным воротом рубахи, хлещущего водку — это выдумки. В станице в прежние времена казака за оторванную пуговицу на вороте гимнастерки тут же бы «приструнил» и «вернул в разум» первый же встречный «кавалер» (человек с наградой или старший по званию) или старик.
Старики были хранителями казачьей нравственности и обычаев. Формально власти они не имели — скорее это была власть авторитета и мудрости. В 61 год казак считался «вышедшим вчистую», то есть не имевшим никаких обязанностей ни перед властью, ни перед станичниками. Но тем горячее принимался он за новое свое служение. Как правило, старики жили в семье старших сыновей на положении постояльцев, не входя в домашние дела и держа постоянный монашеский пост. Сознательно питаясь скудно, они не сидели за общим столом и только по субботам отдавали снохам в стирку белье. Такого старика можно было сразу опознать не только по долгополой опрятной одежде, но и по посоху, который делал его особо уважаемым среди людей незнакомых. Не имея никаких обязанностей перед казаками, старики были в постоянных хлопотах: посещали больных, вдов, сирот, постоянно подсказывали атаману, ка наладить жизнь станицы. Не всякий старик годился для такой роли. Может быть, из сотни выживших на войнах быть совестью и памятью станицы способен был один... Потому он и пользовался громадным уважением и почитанием.
Не случайно старики, атаманы, мировые судьи и учителя пали первыми жертвами репрессий при расказачивании.
У казаков были очень малые потери в боях, поскольку воевали они рядом со своими станичникам зачастую дед, отец и внуки в одном строю. Они оберегали друг друга и скорее позволяли убить или ранить себя самого, чем своего товарища. Если предстояло смертельно опасное дело, не командир решал, кому на него идти: иногда это были добровольцы, но чаще дело решал жребий или розыгрыш.
Они неделями могли скитаться по голой степи или лесным чащобам, питаясь кореньями, травами и бог весть еще чем. Им не нужны были и провожатые. Они прекрасно ориентировались на местности днем и ночью и безошибочно находили необходимые пути даже за тысячи верст от родных мест.
Все это в совокупности и делало их абсолютно незаменимыми для русской армии.
Воспитание девочки
Рождение девочки не праздновалось так широко, как рождение мальчика, при известии о ее рождении не грохотали выстрелы. Однако появление на свет девочки тоже было радостью — тихой, домашней, овеянной легендами и молитвами.
Девочка приносила в дом постоянное душевное тепло, доброту и ласку. Поэтому от самого рождения ее воспитывали иначе, чем мальчика, старались развить в ней женственность, трудолюбие, терпение и отзывчивость. И тоже волновались и молились о ее счастье.
Все обычаи и обряды, которыми была окружена жизнь девочки,— домашние, семейные... Если мальчика постоянно настраивали на то, что он должен быть первым, быть на людях, постоянно соревноваться, то девочке внушалось, что самое главное — спокойная душа и чистое сердце, а счастье — крепкая семья и честно заработанный достаток, хотя жизнь казачки была полна великих тревог, а трудов и страданий в ней было не меньше, а то и больше, чем в жизни казака.
Начиная с самого первого все «женские» обычаи были шутливыми, не жестокими, а веселыми. Так, «смывали с дочушки заботы» — тетки, мамки, няньки, крестная — первый раз с песнями и добрыми пожеланиями мыли девочку.
В это время отец — единственный мужчина, допускавшийся на этот праздник (ребенка до трех месяцев вообще никому не показывали, боялись сглаза и даже крестить в церковь носили с закрытым кружевами лицом), ел «отцовскую кашу», специально приготовленную — горелую, насоленную, наперченную, политую горчицей, чтобы она была совершенно несъедобной. Он должен был съесть ее, не поморщившись, «чтобы девочке меньше горького в жизни досталось».
Все девичьи праздники отмечались в узком детском кругу на женской половине дома, куда приглашались только родственники. Праздники всегда сопровождались подарками, угощением, песнями, танцами. Праздновали «первый шаг», дарили ленточки «на бантик», гребешок на косыньку, платочек — «в церкву ходить». Подарки буквально сыпались на девочку, однако это не означало, что ей все было позволено и жизнь была у нее сплошным праздником.
Девочки начинали работать с очень раннего возраста. Таскаясь «хвостиком» за матерью по дому, они участвовали во всех работах: стирали, мыли полы, ставили заплатки, пришивали пуговицы. С пяти лет учились вышивать, шить, вязать на спицах и крючком — это умела каждая казачка. Делалось это в игре: обшивали кукол, а учились на всю жизнь.
Была и особенная работа — нянчить младших! Трехлетнего брата могла нянчить пятилетняя сестра, а трехлетняя — годовалого. Пятилеток-то уже в няньки «в люди» отдавали.
Трудовая жизнь начиналась очень рано. Пятилетний казачонок уезжал с отцом на охоту, на покос, на рыбную ловлю — и там помогал уже всерьез. А вот отнести мужчинам еду в поле, постирать, заштопать обтрепавшуюся в работе одежду — девичья забота.
К братьям девочки относились с огромным уважением. И не зря: случалось, что пятилетние братья уходили с отцами в военные походы. И возвращались домой через десяток лет закаленными бойцами.
Труд не исключал радости и веселья: девочки и пели, и плясали, а обучали их этому старшие женщины. Но росла девочка с главной мыслью, что она будущая хозяйка и мать, — этому было подчинено все ее воспитание.
Когда девочка становилась девушкой, то об этом, как правило, по секрету бабушка сообщала деду — самому старшему в семье.
Дед покупал серебряное колечко и дарил его внучке, а то и праправнучке, сопровождая свой подарок песенкой про колечко и наставлениями, что внучка теперь «не дите», а «барышня», и вести себя должна иначе: «на нее женихи смотрят».
Колечко на левой руке означало, что перед нами «хваленка» — пускай еще «не на выданье», но о ней уже можно думать как о невесте.
С момента получения серебряного колечка девушка начинала готовить себе приданое. Девичья жизнь кончалась сватовством.
Казаки народ гордый, горячий и... вооруженный. Поэтому во всех обычаях были очень сдержанны и боялись обидеть друг друга. Даже отказ сватам давался так, чтобы не оскорбить людей.
Молодой казак, которому приглянулась девушка (а видеть он мог ее в поле за работой или в церкви, на улице, где она гуляла или водила хороводы с подругами, но всегда под присмотром старших; он мог и вообще ее никогда прежде не видеть — просто старшие решили его женить), вместе с отцом, с крестным приходил в дом будущей невесты — «чайку попить». Но в момент «знакомства» ни о сватовстве, ни о свадьбе не говорилось ни слова. Казак как бы невзначай клал на стол фуражку или папаху — донышком вниз. Если девушка переворачивала головной убор, можно было свататься. Если фуражка отправлялась на вешалку, о сватовстве не могло быть и речи.
Несмотря на старинное казачье присловье «женщину и коня всегда держат в поводу» и то, что никогда девушка не показывалась на улице одна (всегда в сопровождении матери, тетки, брата или крестной), казачки по сравнению с женщинами других народов пользовались большей свободой. Об этом почти не известно, или реальность сознательно искажена нелепейшими рассказами, до сих пор бытующими в литературе. Казачек изображали либо бессловесными и покорными, подобно женщинам мусульманского Востока, либо чересчур вольными в поведении.
На самом же деле казачки Великой степи наследовали традиции народов, живших там прежде, а у степных народов женщина всегда обладала значительной свободой, без которой в степи не прожить.
Даже сегодня во многих домашних обычаях казаков и женских характерах, в семейных взаимоотношениях можно увидеть пережитки господствовавшего когда-то в степи матриархата.
Большая часть юридических прав в станичном обществе принадлежала не казаку, а казачке. Она наследовала имущество. Она полностью верховодила в доме. Казак, приезжавший со службы, чувствовал себя скорее гостем, чем хозяином, и в домашние подробности не входил, считая это унижением своего воинского и мужского достоинства. Считалось, что дети принадлежат отцу, хотя полной властью даже над взрослыми сыновьями обладала мать. Называли ее САМА. Женщина-мать, женщина-вдова получала от станичного общества материальную поддержку и была социально защищена еще в те далекие годы, когда ни в одной развитой европейской стране об этом и не помышляли.
Ни о какой дискриминации не могло быть и речи. Фактически не дети казака, а дети казачки были беспрекословно признаваемыми членами станичного общества, что было зафиксировано даже в российских законах.
Так, при отсутствии мужа родившиеся «у вдов и девок дети считались казаками».
В казачке с детства воспитывали сознание того, что она будет главой дома и на ней будет держаться не только хозяйство, но и станичная мораль и обычаи.
Потому и звалась она гордой казачкой, что велик был груз ответственности за все казачество, лежавший на ее плечах и носимый ею с достоинством.
Алмазов, Б. Казаки. Воспитание детей / Б. Алмазов, В. Новиков.- СПб.: Золотой век, 2013.- С.50-54.