ЗАВИРАЙКА
Куприн А.И.

   Зима переламывалась. Откуда-то издалека стало попахивать весною. Мы с Араповым выбрали одно весеннее утро, чтобы, может быть, в последний раз до будущей осени, пойти по зайцам. Завирая не надо было приглашать. Он пошёл с нами со всегдашней своей сдержанной, серьёзной радостью.
   И, конечно, увязалась за нами вся эта непрошенная бестолковая деревенская собачня: и Чубарик, и Серко, и Султан, и Кадошка с Барбоской, и Патрашка, — словом, все, кто только умел и мог мешать охоте.
   Работал-то всегда один только Завирайка со свойственной ему неутомимой и требовательной энергией. Независимые дворняжки охотились сами по себе. Они обнюхивали ежовые, кротовые и мышьи норы и пробовали их разрывать лапами, лаяли на свежий птичий и заячий помёт. Очень скоро мы их перегоняли, и они совсем терялись из вида.
    Однако в этот день мы не увидели ни разу даже заячьего хвоста. Все поля, лужайки, лесные тропки были сплошь избеганы и перетоптаны зайцами, но определить, новые это следы или старые, не было никакой возможности. Завирайка рылся носом в снегу и отчаянно фыркал. Бросив след, он опять возвращался к нему, снова нюхал, недоумевая, и потом, повернувшись к нам, устремлял на нас свои ярко- рыжие глаза. Он будто бы говорил нам: «Ну хорошо, ну пошли мы за зайцами, но где же, о мудрецы, о огненные люди, где наши зайцы?»
   Мы зашли далеко. Стало уже смеркаться. Мягкий снег липнул на валенках, и они промокли. Мы решили пойти домой. Завирай разочарованно бежал впереди.
   На выгоне, как и всегда, присоединилась к нам вся свора дворняг. Им трудно было идти. Рыхлый снег забивался твёрдыми комками под лапы, и надо было эти комки ежеминутно выкусывать. Мы уже почти подходили к усадьбе, как вдруг беззвучно начал падать с тёмного неба густой крупный снег. В несколько минут он покрыл все следы: и заячьи, и человечьи, и санные, и так же скоро перестал.
    Дома я переоделся. Мне оставалось ещё полчаса до ужина. Я просматривал старинную книгу.
    В окно мне постучали. Я прильнул к стеклу и увидел Арапова. Он тревожно вызывал меня.
   Арапов был очень обеспокоен:
  — Пожалуйста... Я не знаю, что мне делать с Завирайкой. Если бы не зима, я подумал бы, что он взбесился. Посмотрите-ка.
   Завидев меня, Завирай бросился ко мне. Он прыгал ко мне на плечи, рвал полы моего тулупчика и тянул меня, упираясь передними ногами в снег, и мотал головой.
   — Мне кажется, что он почуял волка, — догадался я.— Подождите, я перезаряжу ружьё картечью и пойдём, куда он поведёт
    Увидев ружьё, Завирай радостно запрыгал. Он побежал вперёд, но при выходе из усадьбы остановился и поджидал нас, нетерпеливо махая хвостом. Мы шли за ним. Очевидно, он держал верный, памятный ему путь: это была та самая дорога, которой мы только что возвращались с охоты, —теперь гладкая и чистая от свежего снега.
    —  Подождите-ка, — сказал Арапов. — Подержите немного Завирая. Я посмотрю следы.
    И через несколько минут он крикнул мне:
   —  Ясно! Туда и сюда ведут Завирайкины следы. Надо думать, что после прихода домой он сбегал куда-то и вернулся назад.
   Конечно, не волк волновал Завирая, иначе он скулил бы. Мы продолжали следовать за ним, и он теперь вёл нас спокойно и уверенно, отлично поняв, что мы его слушаемся.
   Так мы прошли вёрст пять-шесть и, наконец, издали услышали тонкий, тихий, жалобный визг. Он становился с каждым шагом всё яснее, пока мы не убедились, что это визжит небольшая собачка. Скоро при мутном свете расплывчатого месяца мы увидели небольшой снежный бугор. Зави- райка начал ретиво метаться от этого бугра к нам и обратно и весело лаял. Когда мы подошли совсем близко, то без труда нашли бедного злополучного Патрашку. Оказывается, он попал в заячий капкан, поставленный в подлеске мужиками.
   Заячий капкан, конечно, не мог бы переломить собачью ногу, и, не будь снег талым, Патрашка дотащился бы как-нибудь до усадьбы. Но липкий, сырой, мягкий снег с каждым новым волочащимся шагом Патрашки всё более и более набухал на капкане, пока не обратился в огромный ком, которого небольшая собачка уже не могла стронуть с места.
   Мы высвободили Патрашку, и он, прихрамывая и повизгивая, заковылял позади нас в усадьбу.
  Завирайка всю дорогу не мог успокоиться и отчаянно- весело лаял. Он кидался передними лапами на грудь то ко мне, то к Арапову и всё норовил лизнуть нас в губы и тотчас же бежал назад к Патрашке, чтобы облизать его с хвоста и с головы. Милая, бескорыстная собачья радость!
    За ужином мы долго говорили об этом происшествии. Странно: мы — люди, мы — цари Вселенной, мы, умеющие считать до тысячи, не заметили по дороге отсутствия Патрашки, а Завирайка — всего только собака — сообразил эту нехватку, уже придя домой.