СОЛДАТ И СМЕРТЬ
Русская сказка под редакцией Михаила Шолохова
Прослужил солдат двадцать пять лет, и отпустили его на все четыре стороны:
— Выслужил ты, солдат, свой срок, ступай теперь куда знаешь.
Собрался солдат и пошел, а сам думает: «Прослужил я царю двадцать пять лет, а не выслужил и двадцати пяти реп. Дали мне на дорогу только три сухаря. Как быть? Где голову приклонить? Дай пойду на родимую сторонку, проведаю отца с матерью, а коли в живых родителей не застану, хоть на могиле у них посижу».
И пошел солдат в путь-дорогу. Шел, шел, два сухаря съел, и остался у него всего-навсего один сухарь, а до дому еще далеко идти.
В ту пору поравнялся с ним нищий и стал просить:
— Подай, служивый, убогому милостыньку!
Вынул солдат свой последний сухарь и подал старику: «Сам-то как-нибудь обойдусь: мое дело солдатское, а старому да убогому где взять?»
Трубку набил, закурил и тронулся в путь. Идет да покуривает. Шел, шел и видит: возле дороги озеро. У самого берега дикие гуси плавают. Подкрался солдат, изловчился и убил трех гусей.
«Теперь будет чем пообедать!»
Вышел на дорогу и скоро пришел в город. Разыскал постоялый двор, подал всех трех гусей хозяину:
— Вот тебе три гуся. Одного для меня зажарь, другого возьми себе за хлопоты, а за третьего винца мне к обеду поставь.
Покуда солдат амуницию снимал да располагался на отдых, и обед поспел.
Подали ему жареного гуся, поставили винца штоф. Сидит солдат, угощается: выпьет винца да гусем закусит. Худо ли? Не торопится солдат, у хозяина спрашивает:
— Чьи там через улицу новые хоромы видать?
— А это самый что ни есть богатый купец выстроил ceбе те палаты, да вот все никак не может жить туда перебраться.
— А чего так?
— Завелась, видишь ты, там нечистая сила. Черти по ночам гнездятся: шумят, галдят, пляшут да визжат. Люди близко боятся подходить, как стемнеет.
Солдат у хозяина выспросил, как ему того купца разыскать.
— Охота мне с ним повидаться да перемолвиться: не помогу ли я чем ему?
После обеда лег солдат на часок отдохнуть, а как стало вечереть, пошел в город. Нашел купца. Тот спрашивает:
— Что скажешь, служивый?
— Я человек дорожный. Позволь мне в твоем новом доме ночь переночевать, все равно он никем не занят.
— Что ты, что ты! — говорит купец. — Какая тебе нужда на верную погибель идти! Переночуй у кого-нибудь. Мало ли в городе домов! А в моем доме, с тех пор как построили его, поселились черти, никак их не выжить.
— Может, мне удастся прогнать чертей? Авось старого солдата послушается нечистая сила.
— Находились и до тебя смельчаки, да всё бестолку. Ничего поделать нельзя. Вот и прошлым летом взялся эдак же один прохожий человек избавить дом от нечисти, отважился переночевать. А наутро только косточки нашли. Погубила его нечистая сила.
— Русский солдат в воде не тонет и в огне не горит. Служил я двадцать пять лет, и в походах и в сражениях бывал, да жив остался, а уж от чертей-то как-нибудь оборонюсь, не поддамся.
Купец говорит:
— Ну, дело твое. Коли не боишься, ступай. А если избавишь дом от нечистой силы, за наградой, не постою.
— Дай мне, — говорит солдат, — свечей, каленых орехов да одну печеную репу покрупнее.
— Пойдем в лавку, бери чего надобно!
Зашел солдат в лавку, взял десяток свечей, три фунта каленых орехов, а потом завернул на купеческую кухню, прихватил самую большую печеную репу и отправился в новые хоромы.
Расположился в большой горнице. Шинель да ранец на гвоздь повесил. Свечи зажег, набил трубку. Покуривает, орехи пощелкивает — ведет время.
В самую полночь — откуда что взялось — шум, гам поднялся, двери захлопали, половицы скрипят; пошла пляска, визги со всех сторон, хоть уши затыкай. Всё ходуном заходило.
А солдат сидит как ни в чем не бывало: орехи пощелкивает, трубочку покуривает.
Вдруг дверь приотворилась, просунул чертенок голову, солдата увидал и закричал:
— Тут человек сидит! Собирайтесь, пожива есть!
Поднялся топот, и все черти сбежались в ту горницу, где солдат сидел. Столпились у дверей, поглядывают, друг дружку подталкивают да повизгивают:
— Разорвем, съедим его!
— Погоди хвалиться-то! — кричит солдат. — Не эдаких видал на своем веку, да и бивать приходилось вашего брата не мало. Подавитесь!
Тут протолкался вперед самый большой черт и говорит:
— Давай силой меряться.
— Ладно, — отвечает солдат. — Может кто из вас так сдавить камень рукой, чтобы сок побежал?
Старший черт велел принести с улицы булыжник. Чертенок побежал, принес небольшой камень. Подают солдату:
— На, пробуй!
— Сперва пусть кто-нибудь из вас попробует, а за мной дело не станет.
Самый большой черт схватил камень и так крепко сжал, что только горсть песку осталась:
— Гляди!
Солдат печеную репу из ранца достал:
— Видишь, мой камень больше твоего! — Сдавил репу рукой — сок побежал. — Видали?
Удивились черти. Молчат. Потом спрашивают:
— А чего ты все грызешь? Солдат отвечает:
— Орехи. Только вам никому не разгрызть моих орехов. — И подал старшему пулю: — Отведай солдатских орехов.
Тот кинул пулю в рот. Кусал, кусал, всю сплющил, а раскусить никак не может. А солдат знай пощелкивает: кидает в рот один орех за другим, один за другим.
Присмирели черти, притихли. С ноги на ногу переминаются, на солдата поглядывают.
— Слыхал я, — говорит солдат, — будто ваш брат больно хитер на выдумки — можете из маленьких большими стать, а из больших — в маленьких обернуться, будто вы в любую щель пролезете.
— Это мы можем! — закричали черти.
— А вот попробуйте все, сколько вас тут есть, залезьте в мой ранец. Черти кинулись в ранец наперегонки. Торопятся, друг дружку давят, подгоняют один другого. Минуты не прошло, как никого в доме не осталось: все в ранце угнездились.
Солдат подошел к ранцу, ремни крест-накрест перекинул, покрепче затянул и пряжки застегнул:
— Ну, теперь можно и самому отдохнуть! Шинель постелил, шинелью укрылся и уснул.
Утром купец посылает приказчиков:
— Ступайте проведайте, жив ли солдат. Коли черти его разорвали, соберите хоть кости.
Приказчики пришли, а солдат уж не спит, по горницам расхаживает да трубочку покуривает.
— Здравствуй, служивый! Не чаяли мы тебя живым-здоровым застать, ящик вот принесли — твои кости собрать.
Усмехается солдат:
— Рано еще меня хоронить! Пособите мне вот лучше ранец в кузницу отнести. Далеко ли у вас тут кузница?
— Недалеко, — приказчики отвечают. Взяли ранец и понесли. Пришли в кузницу. Солдат говорит:
— Ну-ка, молодцы-кузнецы, кладите этот ранец на наковальню да приударьте покрепче, по-кузнечному.
Кузнец с молотобойцем принялись по ранцу кузнечными молотами бить-колотить.
Солоно пришлось чертям. Закричали в голос:
— Смилуйся, служивый, выпусти на волю!
Кузнецы знай свое дело делают, а солдат приговаривает:
— Так их, так, ребята, бей крепче! Научим, как людей обижать.
— Век больше в тот дом не заглянем, — кричат черти, — и другим закажем близко к этому городу не подходить, а тебе богатый выкуп дадим, только живыми оставь!
— Ну то-то! Запомните навек, как с русским солдатом тягаться!
Велел кузнецам остановиться. Приослабил ремни у ранца и стал чертей по одному выпускать. Оставил только самого главного:
— Принесите выкуп, тогда и этого отпущу.
И только успел трубку выкурить, как видит: бежит чертенок, несет старую котомку:
— Вот тебе, выкуп!
Солдат котомку взял — легкая показалась. Развязал, за глянул, а там нет ничего. Закричал на чертенка:
— Да ты что, насмехаться вздумал надо мной? Сейчас вашего главного в два молота примемся учить!
А тот из ранца кричит:
— Не бей, не калечь меня, служивый, а выслушай. Эта котомка не простая, а чудесная. Одна она только и есть на свете. Чего бы ты только ни захотел, развяжи котомку да погляди — все станется по твоему желанию. А коли птицу вздумаешь заполевать, либо вещь какую хочешь заполучить, размахни котомку да скажи одно слово: «Полезай» — там и найдешь.
— А ну-ка, попытаем, правду ли сказываешь!
Задумал солдат: «Пусть в котомке три штофа водки будет!» И сразу почувствовал: тяжелей котомка стала. Развязал котомку, а там три штофа водки. Отдал вино кузнецам:
— Пейте, ребята!
А сам вышел из кузницы, глядит по сторонам. Увидал — на крыше воробей сидит. Котомку размахнул и сказал:
— Полезай!
Только успел вымолвить — снялся воробей с крыши и сразу в котомку залетел.
Воротился солдат в кузницу и говорит:
— Правду сказывал. Без обману дело выходит. Эдакая котомка пригодится мне, старому солдату.
Развязал ремни, открыл ранец и выпустил старшего черта:
— Ступай куда знаешь, да помни: еще раз попадешь мне на глаза — пеняй на себя тогда.
Кинулись черт с чертенком бежать — только их и видели.
А солдат взял свой ранец да котомку, распростился с кузнецами и пошел к купцу:
— Перебирайся спокойно в новый дом. Никто тебя там больше не потревожит.
Купец на солдата глядит и глазам не верит:
— Правда, что русский солдат в воде не тонет и в огне не горит! Рассказывай, как тебе удалось от нечистой силы оборониться, живым-невредимым остаться!
Солдат рассказал все, как дело было, а приказчики подтвердили.
Купец думает: «Ладно, день-другой надо повременить, с переездом обождать. Узнаю, все ли там спокойно, не воротится ли нечистая сила».
Вечером послал с солдатом тех молодцов, что ходили утром в новый дом:
— Обживайте. Коли что приключится, солдат оборонит.
Те переночевали спокойно, как ни в чем не бывало, утром воротились живы-здоровы, веселехоньки.
На третью ночь и сам купец отважился переночевать. И опять ночь прошла спокойно, тихо. Никто их не потревожил. После того велел купец все прибрать в новом доме — и стали готовиться к новоселью.
Напекли всего, наварили, нажарили. Собрали гостей. Всяких кушаньев, вин да заедок столько наставили — столы ломятся. Пей, ешь, чего душа пожелает.
Солдата посадил купец на почетное место и потчует, как самого дорогого гостя:
— Угощайся, служивый. Век твою услугу помнить буду.
Пир затянулся до рассвета. А как пробудились — стал солдат в дорогу собираться. Купец его уговаривает:
— Не торопись, погости у меня еще хоть неделю.
— Нет, спасибо. И так зажился. Надо мне домой попадать.
Насыпал ему купец серебра полный ранец:
— Вот тебе на обзаведение. А солдат ему и говорит:
— Я человек одинокий и еще могутный. Сам себя прокормлю, не надо мне твоего серебра.
Простился с купцом, вскинул чудесную котомку да пустой ранец за плечи и отправился в путь-дорогу.
Шел он долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли и пришел на родимую сторону. Увидал с пригорка свою деревню, и стало ему весело да легко.
Прибавил шагу, сам во все стороны поглядывает: «Экая красота кругом! Во многих я землях побывал, сколько разных городов да сел повидал, а лучше нашего места и на всем белом свете не сыскать!»
Подошел солдат к своей избе. Поднялся на крылечко, постучался. Встретила его древняя старуха. Кинулся к ней солдат, обнимает.
Старуха сына узнала. Плачет и смеется от радости:
— Все тебя, сынок, старик вспоминал, да вот не привелось поглядеть, не дождался. Годов уж пять прошло, как схоронили его.
Потом старуха спохватилась, стала хлопотать, а солдат уговаривает:
— Ни о чем не беспокойся. Теперь моя забота тебя беречь да покоить.
Котомку развязал, размахнул, задумал кушаньев да угощенья. Всего достал, на стол поставил, потчует мать.
— Пей, ешь досыта!
На другой день солдат опять котомку размахнул, натряс серебра и стал за дело приниматься. Избу новую поставил. Купил корову да лошадь, завел все, что надо по хозяйству.
А потом приглядел невесту хорошую, женился и стал жить-поживать да хозяйствовать. Старуха-мать внуков нянчит, не нарадуется на сына.
Прошло так годов шесть ли, семь ли. Занедужил солдат. Лежит день, другой и третий, не пьет, не ест. И все ему хуже и хуже.
На третий день увидал: возле постели Смерть стоит, косу точит, на солдата поглядывает:
— Собирайся, солдат, за тобой пришла. Сейчас уморю тебя.
— Погоди, дай мне пожить еще тридцать годов. Детей выращу. Сыновей поженю, а дочерей замуж выдам, да внучат дождусь, — погляжу, тогда и приходи, а теперь недосуг мне умирать.
— Нет, солдат, не дам тебе и трех часов прожить.
— Ну, коли нельзя прожить тридцати годов, повремени хоть три года. Мало ли у меня дел! Надо все переделать.
— Не проси, не дам тебе и трех минут жизни, — отвечала Смерть.
Солдат не стал больше ни о чем просить, а умирать ему неохота.
Изловчился, достал кое-как из-под изголовья чудесную котомку.
Размахнул котомку и крикнул:
— Полезай!
Только успел вымолвить, как чувствует: полегче стало.
Оглянулся — нет Смерти на прежнем месте. Заглянул в котомку, а Смерть уж там сидит.
Солдат покрепче завязал котомку, и совсем ему полегчало, на еду потянуло.
Встал с постели, отрезал ломоть хлеба, посолил и съел. Потом выпил ковшик квасу и совсем поправился.
— Не хотела ты, безносая, со мной по-доброму говорить. Узнаешь теперь, как с русским солдатом тягаться!
Слышит из котомки голос:
— А чего ты со мной поделаешь?
Солдат отвечает:
— Хоть и жаль мне котомку, да делать нечего, придется с ней расстаться. Пойду сейчас утоплю тебя в гнилом болоте, а из котомки тебе век не выбраться.
— Выпусти меня, солдат! Дам тебе три года жизни.
— Ну нет, теперь уж не выпущу.
Смерть просит:
— Выпусти! Так и быть, живи еще тридцать лет.
— Ладно, — солдат говорит, — выпущу тебя, коли все тридцать годов никого из людей не станешь морить.
— Так не могу, — отвечает Смерть. — Как мне жить, коли никого морить не стану?
— Все эти тридцать годов грызи ты пенья, коренья да булыжники на полях.
Смерть на те речи ответа не дает, молчит. Солдат говорит:
— Коли несогласна — понесу на гнилое болото.
Взвалил котомку на плечи.
Тут Смерть заговорила:
— Будь по-твоему: не стану никого из людей морить все тридцать годов. Буду пенья, коренья да булыжники на полях грызть, только выпусти на волю.
— Смотри, чтобы без обману было, — сказал солдат.
Вынес Смерть за околицу. Котомку развязал:
— Ступай!
Смерть свою косу подхватила и — давай бог ноги, кинулась в леса. Принялась выворачивать пенья, коренья да булыжники на полях. Выворачивает да грызет, чего станешь делать?
А народ в ту пору зажил без горя, без заботы. Все здоровы: никто не хворает, не умирает.
И так шло без малого тридцать лет.
У солдата тем временем дети выросли. Сыновья женились, дочери замуж вышли. Стала семья большая. Тому надо помочь, другому посоветовать, третьего на ум наставить, каждому дело дать да растолковать.
Хлопочет солдат да радуется. Во всем у него удачи — колесом жизнь катится. До дела он жадный. О смерти ли солдату думать?
А Смерть тут как тут:
— Сегодня тридцать годов миновало. Вышел срок. Собирайся, солдат, за тобой пришла.
Солдат спорить не стал:
— Мое дело солдатское, привык по тревоге враз справляться. Коли вышел срок, неси домовину.
Смерть принесла дубовый гроб с железными обручами. Крышку сняла:
— Ложись, солдат! Солдат рассердился, кричит:
— Ты что, порядков не знаешь? Разве положено по уставу старому солдату вот так, с бухты-барахты, самому что-нибудь делать? Вот и на службе, бывало, как чему новому взводный обучает, всегда сам покажет, как и что, а уж потом команду подает нам исполнять. Так и в этом деле: ты вперед сама покажи, а уж потом команду подавай.
Смерть в гроб улеглась:
— Гляди, солдат, вот так надо ложиться: ноги протянуть, а руки на груди сложить.
А солдат только того и ждал. Крышку захлопнул, обручи набил:
— Лежи там сама, а мне и тут хорошо!
Отвез домовину на крутой берег и свалил с обрыва в реку.
Подхватила река домовину и унесла Смерть в море.
Много годов прошло, а Смерть все носит по морю.
Народ живет припеваючи, солдата славит. И сам солдат не старится. Внуков женил, а внучек замуж выдал. Правнуков уму-разуму учит. Хлопочет по хозяйству, бегает с утра до ночи, ног под собой не чует.
И вот поднялась как-то на море сильная буря. Разбили волны домовину о камни. Выбралась Смерть на берег еле живая, от ветра шатается.
Поотлежалась на морском берегу и кое-как поплелась в ту деревню, где солдат живет. Зашла к нему на двор и притаилась. Ждет, когда солдат выйдет.
А солдат собрался идти сеять хлеб. Взял пустой мешок и пошел в амбар за семенами. Только стал к амбару подходить, как вышла Смерть из-за угла. Сама смеется:
— Теперь-то уж ты от меня не уйдешь!
Видит солдат — пришла беда, и думает:
«А, была не была, будь что будет! Коли не избавлюсь от Смерти, так хоть попугаю безносую».
Выхватил из-за пазухи пустой мешок да как крикнет:
— По котомке стосковалась? На гнилое болото захотела?
Увидела Смерть у солдата в руках пустой мешок. Показалось ей со страху, что это и есть чудесная котомка, и кинулась она прочь бежать — только ее солдат и видел. И стала с тех пор Смерть людей морить крадучись.
Только и думает: «Как бы мне солдату на глаза не попасться! Коли увидит — не миновать гнилого болота».
А солдат стал жить-поживать. И сейчас, говорят, живет да посмеивается.