БОРИС МИХАЙЛОВИЧ КУСТОДИЕВ
Даты жизни: 7 марта (23 февраля) 1878 – 26 мая 1927
Место рождения: г. Астрахань
Русский художник
Известные картины: «Масленица», «Купчиха за чаем», «Портрет Фёдора Шаляпина», "Большевик"
Борис Кустодиев – известный отечественный художник, портретист. Писал декорации для театральных постановок, иллюстрировал и оформлял книги. В 1909 году стал Академиком живописи ИАХ, в 1923 году получил членство Ассоциации художников революционной России. Самыми известными его полотнами признаны «Портрет Федора Шаляпина», «Масленица», «Русская Венера», «Купчиха за чаем»
Борис Кустодиев писал традиционный русский быт, красочные народные типажи – красавиц, купцов и купчих. Он пользовался покровительством Ильи Репина и восхищением Федора Шаляпина. Несмотря на непревзойденный талант, художник влачил жалкое существование, на первые полученные деньги он пошел покупать себе штаны. Не довелось ему испытать благосклонности судьбы и в более зрелом возрасте, пережив горечь утраты младшего сына, в 38 лет художник оказался в инвалидном кресле. На его долю выпали две революции и Гражданская война, не сломившие при этом силу его духа. В каждой картине или иллюстрации мастера сквозит огромное счастье и радость.
«Художник должен все знать, все изучать. Как важно знание для художника! Хотя бы до известного срока (возраста) художник должен больше зарисовывать, изощрять глаз и руку... все уметь рисовать, чтобы потом быть в состоянии свободно распоряжаться своим материалом, работать легко и свободно без натуры, от себя, но как бы с натуры...» Борис Кустодиев
Борис Михайлович Кустодиев родился 7 марта (23 февраля) 1878 г. в Астрахани, в семье преподавателя теории словесности. Отец умер, когда его дочерям было всего шесть и восемь лет, а Борису — полтора года. Мать после смерти отца подрабатывала то игрой на рояле, то вышиванием. Она сумела создать, несмотря на бедность, уютную, теплую обстановку в доме и даже, по воспоминаниям художника, изящества. Было много цветов. Часто звучала музыка. На рояле играли все дети. В письмах часто упоминаются любимые оперы, цитаты из арий.
А за окном были другие впечатления. По шумным улицам торгового города ходили живые типы Островского, базары ломились от изобилия товаров и вывесок. Приказчики, купцы и купчихи — странная и нарядная жизнь воспринималась словно картинки в букваре и навсегда сохранилась в памяти.
Обучаясь в семинарии, как сын рано умершего преподавателя, он, по собственному выражению, не «пускал никаких корней в сторону духовную». А вот его устремления «мирские» в сторону живописи проявились довольно рано. Стоит ли этому удивляться после беглого прочтения правил поведения для воспитанников:
В классе во время урока ученики сидят в сюртуках, застегнутых на все пуговицы.
Играми воспитанники занимаются только такими, которые дозволены начальством.
Играть даже в дозволенные игры в промежуточное между уроками время воспрещается.
По окончании уроков квартирные ученики расходятся по домам и идут по улицам, как прилично благовоспитанным детям. Идя по улице, ученики не должны зевать по сторонам... шалить... вступать в игры с уличными мальчишками, останавливаться у лотков или лавок торговцев... в лица встречающихся на пути пристально не всматриваться...
Если в часы, назначаемые для вечерних занятий, квартирному ученику «необходимо выйти со двора, то он обязан до своего выхода записать в квартирный журнал, куда, зачем и на сколько времени он отлучается и затем положить на видном месте...
Книги для чтения берутся воспитанниками из библиотеки училища по указаниям наставников и начальства. Примечание: покупать книги для чтения на базаре не дозволяется.
Живой, наблюдательный, обладающий большим юмором и звукоподражанием Борис любил кого-нибудь. «изобразить» и беззлобно передразнить. Одноклассники вспоминали, что он жалобно пищал, как потерявшийся цыпленок, и сбивал с толку заботливую клушу, начинавшую метаться в напрасных поисках.
Однако «правила» и тут начеку:
Строго воспрещается... смеяться и шутить над товарищем...
Строго будут наказываемы те воспитанники, которые где бы и чем бы то ни было станут... рисовать какие-нибудь не свойственные духовным воспитанникам изображения.
А Кустодиев уже в одиннадцать-двенадцать лет увлекся вырезыванием смешных фигурок из мягкого камня! Простится ли ему этот «грех» за то, что у него высокие баллы по иконописанию?
Еще не написан знаменитый «Человек в футляре», но весь дух училища был бы вполне по вкусу чеховскому персонажу — да, кстати, один из местных учителей и по фамилии-то — Беликов.
Тяжело доставалась Кустодиеву эта уставная премудрость, хотя он послушно тянул учебную лямку. Уроки посещал старательно, а позже рассказывал дочери, что когда дьякон читал на весь собор: «И привалили ко гробу Господню камень с кустодиею», то ему казалось, что все смотрят и знают — это про него. Ведь на старославянском «кустодия» означает стражу. С тех пор ученичества художник как бы охранял своим творчеством заповедную зону, сокровище народной красоты и мудрости для будущих поколений.
В 1887 г. передвижники с очередной (XV) выставкой приехали в Астрахань. Борис впервые увидел настоящую живопись. Сурикрвская «Боярыня Морозова», репинские портреты Глинки и Гаршина, поленовское полотно «Христос и грешница»... Эта встреча с большим искусством оставила прочный след. И постепенно Кустодиевым начинает овладевать мысль — целиком посвятить себя этой «забаве», какими было принято считать в окружавшей его среде «малевание» и прочие «художества». Да только где взять денег на учебу?
Помощь пришла неожиданно. Дядюшка юноши, увидев, как тот стремится научиться рисовать, стал оплачивать уроки живописи. Более всего Бориса завораживало человеческое лицо, и это определило путь портретиста. В 1896 г. он поступил в Академию художеств, в мастерскую Релина, и вскоре стал его любимым учеником. Что это значило для будущего художника, легко понять из слов его однокурсника и друга — Билибина: «В младенчестве мы знали, что царь зверей — лев, а царь птиц — орел; несколькими годами позже так же твердо знали, что лучшая картина в мире — Сикстинская мадонна, что первый из русских поэтов — Пушкин, из композиторов — Глинка, а из современных нам художников — Репин». Но помимо магии имени знаменитости молодежь привлекала и атмосфера его мастерской. Тот же Билибин вспоминал, что учитель появлялся в мастерской не по расписанию, всегда скромно и незаметно. Рисунки поправлял «мгновенно, с налета и молча».
По воскресеньям в мастерской разбирались эскизы-композиции, причем в обсуждении участвовали все, вплоть до служителя. Репин рассматривал каждую работу с живым интересом, а порой и с трогательным волнением, которое помнилось ученикам десятки лет спустя. Он бурно радовался любому заметному успеху, и, по возможности, перепоручал студентам заказы. Когда в 1901 г. Вятское земство попросило его сделать иллюстрации к «Тарасу Бульбе», Репин передал заказ Кустодиеву и проследил, чтобы молодому художнику вовремя выплатили гонорар. Кустодиева он характеризовал так: «Он художник вдумчивый, серьезный, внимательно изучающий природу. Отличительные черты его дарования: самостоятельность, оригинальность и глубокая продуманная национальность; они служат залогом крепкого и прочного его успеха... Он краса нашей Академии, наша надежда».
В том же году Репин еще раз подтвердил свое доверие к таланту будущего портретиста. По желанию императора знаменитому художнику поручили написать групповой портрет к 100-летию Государственного Совета. Этот законосовещательный орган был учрежден 30 марта 1801г. Александром I. До 1885 г. Совет заседал в Зимнем дворце, ас 1885 — в Ротонде Мариинского дворца.
Предложение запечатлеть юбилейное заседание Государственного Совета Репин получил в апреле 1901г. После некоторых раздумий он согласился. Увлекла масштабность замысла. Ведь подобного по количеству персонажей портрета не найти, пожалуй, во всей мировой живописи. Вступить в состязание с титанами прошлых веков, доказать, что и мы не лыком шиты,— как тут не загореться?! Однако мастер поставил условие. Труд предстоит огромный, требующий, помимо прочего, отменного здоровья. А у него болит от переутомления правая рука. Приходится подвязывать ее лентой через плечо и под локоть, но перевязь сковывает движения. Когда совсем невмоготу, он пробует писать левой, но у левой нет необходимой уверенности и навыка... Словом, без помощников не обойтись. Да и сроки диктовали такой выход. Трое справятся с делом быстрее, чем один.
На том и договорились. Профессор выбрал Ивана Куликова и Бориса Кустодиева — стилистическому единству будущей картины требовались художники именно репинской школы, усвоившие его изобразительную систему. Оба ученика этому требованию соответствовали, а зрелость — дело наживное.
«Творческая бригада» начала работу за несколько дней до торжества с этюдов интерьера. Ротонду каждый писал по отдельности, потом сравнили результат, исправили и дополнили друг друга. В день юбилея на холсте уже была изображена вся обстановка. Оставалось запечатлеть фигуры людей в момент чтения императорского рескрипта. Мастер — в непривычной одежде: черном фраке и бабочке,— был бледен и взволнован. Чтобы успеть, нужно работать с молниеносной быстротой и абсолютной точностью. Правда, наготове помощники с карандашами и большими листами бумаги на мольбертах. Кроме того, они принесли тяжелый громоздкий фотоаппарат, установили его на треноге. Илья Ефимович в тот же день сделал свой первый снимок. Он послужил потом хорошим вспомогательным материалом.
Художников волновало и другое. Как преодолеть застылость протокола, придать собранию динамику? Нужно объединить с кульминационным моментом события предыдущие, более живые: раздачу памятных медалей. Такое решение потребовало добавления на холсте к членам Государственного Совета статс-секретарей государственной канцелярии. Число персонажей картины выросло до 81. Усложнилась задача, но зато композиция выиграла. Затем надо было оживить передний план. Решили несколько человек изобразить во весь рост, а секретаря показать идущим через зал по диагонали — получилось движение во всю картину.
Увидев холст, придворные пришли в ужас: грубейшее нарушение этикета! Произвольно искажен ход церемонии! Мыслимое ли дело — Лыщинский гуляет по залу, а он должен замереть и весь обратиться в слух; сенатор Иващенков сидит спиной к государю; генерал Игнатьев отвернулся от императора; помощник статс-секретаря барон Дистерло отвлекает посторонним разговором академика Семенова... Да и другие участники торжественного заседания в трактовке господина живописца ведут себя непозволительно! вызывающе! это скандал! что скажет его величество?!
Но Николай II согласился с замыслом живописца. Как-никак царь получил блестящее образование, свободно владел четырьмя языками, постоянно находился в окружении художественных шедевров и не мог не испытывать их воздействия. Многие Романовы обладали верным вкусом, не был лишен его и последний самодержец.
С утверждением проекта наступил долгий период писания лиц и деталей. Площадь холста поделили. Сам Репин целиком выполнил центральную часть полотна, Куликову досталась левая, Кустодиеву — правая. При написании портретов Илья Ефимович категорически отказался использовать фотографии.
Только с натуры! Исключение сделал для царя и председателя Совета — писал их раньше и мог воспользоваться готовыми портретами. Неукоснительно выполнялось и другое требование: позировать не где-нибудь, а в Ротонде, на обычном месте каждого сановника или там, куда его пересадил автор в соответствии с композицией картины. И никто не вздумал возразить. Их сиятельства и высокопревосходительства в парадных мундирах, со всеми регалиями в назначенный день и час аккуратно приезжали в Мариинский дворец, послушно принимали указанную позу и терпеливо сохраняли её, сколько требовалось. Не сетовали даже те, кому выпало присутствовать на картине только спиной или затылком. Что поделаешь, такова высочайшая воля... Нередко все трое художников писали одного и того же «государственного натурщика», как посмеивались между собой ученики. Потом сравнивали, анализировали, у кого что получилось. Окончательное слово, разумеется, принадлежало профессору. Репин шутил: «Совет-то Государственный, а для вас советы важнее мои, негосударственные. Так?» Это была прекрасная школа. Из 81 лица Кустодиев написал около 20. В нашем Национальном Художественном музее хранится портрет статс-секретаря, председателя Русского исторического общества, редактора Русского биографического общества Александра Александровича Половцева. На копии (тоже находится в фондах НХМБ), сделанной Борисом Михайловичем по заказу В. К. Плеве, он изображен в правой части.
Наконец, осенью 1903 г. картина была закончена. Репин прошелся кистью по всему холсту, устранил мелкие недочеты и написал еще один портрет по фотографии — год назад министр Сипягин был убит эсерами.
Вместе с завершением «Совета» подошло к концу и обучение в Академии. За конкурсную работу «Базар в деревне», положившей начало его «Ярмаркам» он получил золотую медаль и право на поездку за границу. Произошли изменения и в личной жизни.
Летом 1901 г. Кустодиев вместе с друзьями по Академии писал натуру в Костромской губернии. Много лет спустя он вспоминал, как однажды на отчаянно дребезжащей телеге, безуспешно понукая лошадь, они заехали в усадьбу Высоково. В результате получился целый литературный винегрет. Поначалу можно было подумать, будто они попали к Коробочке. Две старушки Грек, владелицы усадьбы, приняли их чуть ли не за разбойников и выслали на переговоры одну из живших там же молодых девушек. Но эта гоголевская сценка вскоре сменилась то ли тургеневскими, то ли чеховскими: «разбойники» оказались симпатичными молодыми людьми и вскоре стали в Высокове настолько своими, что на следующий год Кустодиев с товарищем очутились здесь снова.
Друг увлекся «храброй» и речистой Зоей Евстафьевной Прошинской, которая, по выражению Кустодиева, по вечерам собирала в одном из уголков зала целые митинги. Ее сестра Юлия, подобно пушкинской героине, «в семье своей родной казалась девочкой чужой». Отец девушек рано умер, оказавшая без средств мать уделяла детям мало внимания. Юлия Евстафьевна воспитывалась у старушек Грек, служила, в Петербурге машинисткой и училась живописи в Школе Общества поощрения художеств. Они с Кустодиевым теперь вместе пишут этюды, и насмешливый художник не упускает случая подтрунить над нервной чуткостью своей спутницы. «Как же вы теперь кончите этюд,— соболезнует он в письме,— зная, что поблизости обитает страшущий и большущий зверь - лягушка! Разве можно отдаться писанию этюда, когда через минуту сделаешься жертвой неукротимой алчности чудовища и будешь благодарить бога, если отделаешься только потерей носа или ноги».
Через год у влюбленных происходит решительное объяснение. Их переписка становится сердечнее и доверительнее. «Не грусти, дорогая,- утешает Юлию Кустодиев.- Знай, что ты не одна и твое здоровье и ты сама нужны еще многие годы для человека, который тебя любит и видит в тебе ту, которую ему послала судьба». Обычные вроде бы для влюбленного слова впоследствии наполнятся особым, кажущимся почти пророческим содержанием.
И как только в работе над «Советом» случился перерыв, Кустодиев воспользовался им, и 8 января 1903 г. состоялась свадьба. Счастливый брак вскоре украсил первенец — сын Кирилл. За границу в декабре того же года они отправляются всей семьей, а чуть позже к ним присоединяется и мать художника - помочь нянчить внука. Впечатлений много, все хотелось увидеть. И однажды произошел случай, о котором любили рассказывать в семье. Здесь он приводится по воспоминаниям Ирины Борисовны Кустодиевой — дочери. «Они все вчетвером ехали в поезде. На станции мама и папа вышли и отошли немного от вокзала полюбоваться на горы. «Смотри, Юлик, как красиво идет поезд между гор!» — восторгался папа, а это уходил их поезд, увозя бабушку, Киру, билеты, вещи и деньги. Только через 8 часов они добрались следующим поездом до станции, где на вокзале обняли опухшую от слез бабушку и спящего, посиневшего от крика и голода сына. Буфетчик-татарин одолжил родителям денег на телеграмму, бабушку и Киру высадили из поезда с вещами. Бабушка не говорила по-французски и не могла объяснить, что мальчик ест только молоко своей мамы, а пить из бутылки еще не может. Мама, позднее, с улыбкой мне говорила: «Не выходи на станциях, помни этот случай с нами».
Как бы возмещением за возможную потерю сына стала картина «Утро». Женщина, в которой легко угадать жену художника, купает ребенка. «Пичужка», как именовал его отец, не «орет», не брызгается — притих и сосредоточенно рассматривает — то ли игрушку, какого-нибудь утенка, то ли просто солнечный зайчик: их столько вокруг — на его мокром крепком тельце, на краях таза, на стенах, на пышном букете цветов! Несколько месяцев спустя, рассказывая Матэ об одном своем замысле и жалуясь на дурную погоду, Кустодиев напишет: «А солнце-то в картине у меня — самое большое действующее лицо». Нечто подобное можно сказать и об этой парижской картине, где солнце уже начинает заявлять свои права на роль главного кустодиевского «героя».
Франция привлекала, очаровывала, Испания восхищала своими полотнами, любимым Веласкесом в музее «Прадо»... Однако через полгода, не добыв и половину отпущенного срока, семья вернулась домой — в Россию, в ставшую родной Костромскую губернию. Мечтали поселиться в Высоком, но после смерти последней из старушек Грек заложенное и перезаложенное имение пошло с молотка. Удалось выкупить только мебель, так любимую Юлией Евстафьевной. И все же Кустодиевы поселились недалеко. Их хороший знакомый, профессор геологии Б. К. Поленов, уступил им небольшой кусочек земли. Они построили дом, который «вышел как игрушка» и заслуженно получил название «Терем». Как часто он будет фигурировать на полотнах мастера!
А вскоре население «Терема» увеличилось. Молодые супруги выглядели такими счастливыми, что друзья даже сделали пародию на картину Кустодиева «Утро», где Юлия купает в ванне не одного ребенка, а целых двенадцать. Дочка Ирина быстро пленила отцовское сердце. Сама Ирина отмечает: «Есть рисунок через четыре часа после моего появления на свет. Что-то красное, кривое, запеленатое как голубец. И с тех пор всю жизнь я служила папе моделью. Последний рисунок — карикатуру на меня он нарисовал 25 мая 1927 г., за день до смерти». «Иру он носит в грибной корзинке в лес, а сыну объясняет изменчивую красоту облаков...» — писала Ю. Е. Кустодиева.
В национальном художественном музее Беларуси есть 12 полотен Кустодиева, из них два портрета маленькой дочки. Один — на руках матери — этюд к картине «Сирень». На втором — очаровательная, простодушная «наследница» с лукавыми, полными жизнерадостного интереса к миру, стоит перед нами на толстеньких, но еще нетвердых ножках, держа в руках яркого игрушечного петуха. Она и сама напоминает здесь милую и веселую игрушку. А на еще одной картине — «Терем» (второе название «Мой дом») можно увидеть всех четырех Кустодиевых в более зрелом возрасте (произведение написано в 1914-1918 гг.)
О детских впечатлениях жизни в Маурино (село, где был их любимый «Терем») Ирина рассказывает так: «"Сирень" папа написал в саду Поленовых. Он много раз рисовал их желтый с зеленой крышей дом. Все наше детство и жизнь в „Тереме" связаны с семьей Поленовых, их домом. („Портрет семьи Поленовых" находится в Вене в музее „Бельведер".) Моя мать любила у них бывать и с бесконечным уважением относилась к их памяти. А брат мой Кирилл даже обязан спасением жизни Марии Федоровне Поленовой. Когда я родилась, Киру отправили в дом к Поленовым на попечение Марии Федоровны. Мама, только что оправившаяся, нянчилась со мной, новорожденной, жила в „камере". Кирилл сидит за столом, завтракает. На столе яйцо. В одно мгновение Кира хватает яйцо и все целиком, со скорлупой, засовывает в рот. Яйцо застревает у него в горле, и он задыхается, весь посинев. Мария Федоровна не растерялась, схватила его за ноги и сильно встряхнула вниз головой. Яйцо выскочило, и Кира, спасенный, заорал во все горло».
Там же, в Маурино художник напишет свой знаменитый автопортрет на охоте. Вот как пишет Ирина Борисовна о создании полотна. «В доме всегда были животные... Папа их часто рисовал. Мой портрет с собакой Шумкой (музей в г. Куйбышеве) писался в „Тереме". Шумка ходил с папой на охоту. Мама рассказывала, что когда папа писал портрет, пса привязывали ремнями к стульям, и он сидя спал. А мне она до хрипоты читала сказки. Шумку потом зимой съели волки. Мы долго о нем вспоминали и очень горевали о его печальном конце. После Шумки папа достал молодого пса, который сидел на цепи, так как, спущенный с нее, от восторга носился, не разбирая никого и ничего, был глуп и шумлив. Спускали его с цепи мы, дети, жалея, что он сидит на привязи. Как-то папа пошел с этим дураком-псом на охоту. При первом выстреле пес дико, взвизгнул от страха и бросился, поджав хвост, с горы домой. Папа его презирал и больше не брал с собой. На автопортрете с елками и ружьем в руках низ папа сам обрезал. Там была изображена собака на траве».
Природа, жизнь городов Поволжья по-новому открываются для художника. Кустодиев мечтает о создании типично русской картины, которая охватывала бы целиком русскую жизнь и душу. Ярмарки, гулянья, деревенские праздники увлекают его как проявления творческой стихии «народа-художника». Цикл народной жизни связан в его сознании со сменой времен года, для каждого из которых он находит неповторимую живописную формулу. Времена года щедро демонстрируют свое великолепие. Порой красота их кажется сказочной. Зима облачается в серебряные ризы инея, осень рассыпается словно льющимся из рога изобилия золотым каскадом берез, весна разливается половодьем, лето поражает многоцветной зеленью, наполнено игрой радужных красок и закатов, разгулом сенокоса. Но все же его любимое время года — зима. Вот «Масленица» 1919 г.— экспонат НХМБ. Мелькание фигур, мчащихся упряжек, каруселей словно смягчает холод, и по небу расползается румяное, как масленичный блин, зарево. Эмалевая, светоносная поверхность живописи, изысканные силуэты стволов, мотив мчащейся тройки роднят эту картину с палехской миниатюрой. Неслучайно телевизионные рассказы о цикле «Времена года» П. И. Чайковского сопровождаются иллюстрацией «Маслениц» Кустодиева. И, наоборот, в серии рассказов о художнике звучит музыка знаменитого композитора.
С 1907 г. жизнерадостного оптимиста Кустодиева начинают мучить сильные мигрени со рвотой. Он лежал дня по два, закрывая голову теплым платком. Малейший звук усиливал его страдания. Потом начались боли в руке, такие, что он не спал ночами, не мог лежать. Врачи заподозрили костный туберкулез и отправили лечиться в Швейцарию. Там его на несколько лет «одели» в корсет, который очень мешал работать. В 1913 г. в Берлине его консультировал самый знаменитый в Германии нейрохирург Оппенгейм, который нашел опухоль спинного мозга и сделал операцию, которую надо было повторить через год. Боли исчезли. Кустодиев чувствовал себя самым счастливым человеком.
Наступило облегчение, и Борис набросился на работу. Он отдавал предпочтение портретам, жанровым зарисовкам сельской жизни. После завершения работы над полотнами «Красавица», «Купчихи», «Девушка на Волге», «Купчиха», на него накинулись журналисты разных изданий. В газетах то и дело появлялись критические статьи, где говорилось, что Кустодиев начал чудить и бросаться из одной стороны в другую. Хвалили его за хорошие портреты, такие, как изображения госпожи Базилевской и Нотгафт. Ругали за пышнотелую «красавицу», удобно расположившуюся на сундуке, расписанном букетами. Эти портреты считали нарочитым и выдуманным безвкусием.
Зато театр ценил усердие известного художника, буквально заваливал его заказами. В 1914-м Борис не только нарисовал декорации, но и трудился над эскизами нарядов артистов для постановки «Смерть Пазухина». Он работал над оформлением пьес Николая Островского «Волки и овцы», «Свои люди – сочтемся», «Гроза». Над декорациями художник долго не корпел, они получались как бы сами собой, быстро и непринужденно. Его знали и ценили Константин Станиславский и Владимир Немирович-Данченко. Кисти Кустодиева принадлежат портреты Ивана Москвина, Николая Александрова, и других.
В августе 1914 г. началась Первая мировая война. Ни о какой операции за линией фронта не могло быть и речи. О том, что произошло потом, пишет дочь: «В 1916 г. папа уже едва ходил с двумя палками. Решили делать вторую операцию в Москве. Папе опять дали общий наркоз на пять часов. Бедная мама, как и в Берлине, сидела в коридоре. Наконец вышел профессор и сказал ей, что обнаружен темный кусочек чего-то в самом веществе спинного мозга, но подобраться к нему очень трудно, так как он находится ближе к груди. Возможно, придется перерезать нервы, чтобы добраться до опухоли. Нужно решать, что сохранить: руки или ноги?
«Руки, оставьте руки! — умоляла мама. Художник без рук! Он жить не сможет».
Не приведи бог, как говорят, делать такой выбор! Но она знала своего мужа. «Ноги что... предмет роскоши! — острил впоследствии художник.— Вот рука начинает опять побаливать — это уже обидно». Жизнь превращалась в житие. «Так как мир мой теперь это только моя комната,— писал он в письме к другу,— так уж очень тоскливо без света и солнышка. Вот и занимаюсь тем, что стараюсь на картинах своих это солнышко, хотя бы отблески его, поймать и запечатлеть на картинах».
Трагедия пришла, но словно компенсация за болезнь стала создаваться совершенно особая живопись — его сны наяву, его праздничная, яркая Россия. Пиршество жизни создавалось во времена, когда страна погрузилась во тьму и разруху. Он пишет своих «Купчих» и «Красавиц». Натурщиками для них служат близкие Кустодиеву люди. Так, «Купчиха с покупками» написана с домашней работницы Аннушки. Молодая женщина из Каширина сбежала от провинциального мужа в столицу и прибилась к семье художника. Ее медлительную манеру и изобразил Борис Михайлович в важной, неспешной походке. Розовый цвет платья красиво сочетается с черным кружевом. Фигура рисуется на фоне пушистых кучерявых облаков. Женщина под зонтиком и мальчик, несущий ее покупки, идут по мощеной булыжником мостовой какого-то провинциального города, частично созданного замыслом художника, частично увиденного в натуре. Все знакомые узнавали купол и колокольню, вид из кустодиевского окна. Из того же окна подсмотрен и «Ночной праздник на Неве», написанный в 1920 г. (Его этюд также есть в НХМБ).
Вообще-то после революции его записали в «последние певцы купецко-кулацкой среды». Ирина Борисовна вспо минала: «Дядя Миша (младший брат художника) собрал из фанеры и разных деталей кустарный, смешной автомобиль, который часто портился, но папа ездил за город — это доставляло ему огромное удовольствие и пользу.. Как-то сидим с ним в парке, около моря; он пишет этюд. Подошли какие-то две девицы. Некрасивые, тощие. Стали они критиковать: «Не так пишете, по старинке. Вы видите только вперед, а теперь это никому не нужно, отжило». Стали учить, как надо писать, чтобы видеть и слева и даже через себя, назад. Обе оказались ученицами модного тогда К. Малевича — «неосупрематиста», как его тогда называли. Показали и свои «произведения» — мазки одной краской в разные стороны. Папа выслушал их, а потом, как всегда, добродушно иронизируя, сказал: «Спасибо за урок, милые барышни, но мне вас жаль!.. Сколько прекрасного вы не видите в жизни. Уж очень много смотрите направо, налево, вбок и назад. А впереди, главного, не видите!»
Кустодиев спокойно относился к критике, но все же в 1920-е годы слыть «певцом купцов» было политически не только невыгодно, но и опасно. Но он и не доживет до этого времени, когда «купцов-кулаков» будут массово подвергать репрессиям... И все же в 1920-е годы, после революции, когда искусством стали руководить разные ответственные учреждения, типа ГлавИЗО, о Кустодиеве попросту забыли, как «забыли» о Васнецове и Нестерове.
В 1920 г. художник обратится в «инстанции» с вопросом, почему же его картины, даже принадлежащие музеям, не выставляют? И получил ответ: «...организованная тов. Альтманом выставка музея имела целью представить современные течения в искусстве, начиная с импрессионизма до динамического кубизма включительно», а Кустодиев не попадал в эти «современные течения». Тогда ломали устои русской живописной школы, а он их создавал. Но, справедливости ради, скажем, что художник тоже отдал дань времени — написал холсты «Степан Разин», «Большевик» и другие. «Большевик» стал украшать Третьяковскую галерею. Это романтический образ. И героический. Но не будем забывать, что весь этот мощный революционный романтизм в жизни сопровождался Гражданской войной и голодом.
Кустодиевы живут трудно: денег не хватает, а в это время художник очень популярен в Венеции, где воспроизводят его работы. Детей по очереди исключают из числа студентов (а потом «включают», после хлопот близких семье людей). Кустодиев тяжело болеет. Друзья предлагают ему покинуть страну, ехать туда, где его ценят. Но он категорически отказывается, говорит, что он русский и никогда не уедет из России.
А тут еще и стала сохнуть правая рука. Он уже не мог работать без помощи специального приспособления — муштабеля. В 1923 г. ему сделали третью операцию. Наркоз дали местный, общего не выдержало бы сердце. Он действовал только в первых верхних покровах. 4,5 часа нечеловеческих страданий и мук! К Юлии Евстафьевне, сидевшей у операционной, подходили врачи. Каждую минуту мог быть шок, и тогда — конец! Вырезали опухоль величиной с грецкий орех, доброкачественную. Какую надо было иметь силу воли, чтобы перенести эту муку, чтобы жить, чтобы через месяц, вернувшись домой, работать и работать. Это ли не «повесть о настоящем человеке»?
Он делает гравюры, иллюстрирует книги, пишет плакаты, эскизы декораций к спектаклям. И снова картины, написанные по прежним, часто детским воспоминаниям, сюжетам, почерпнутым из рассказов близких и друзей. «У заключенных хоть прогулки бывают, а у меня и того нет»,— мрачно иронизировал художник в начале 1918 года и прибавлял, что «истосковался по людям», хотя и старые друзья старались по мере сил навещать его, и новые появились. Дочь привела из школы невысокого вихрастого мальчика, сказав, что он очень хорошо играет Шопена и Грига. Теперь изголодавшийся по музыке Борис Михайлович нередко наслаждался его игрой, возникшая с тех дней дружба с Митей Шостаковичем, знаменитым композитором, длилась до последних дней художника. «Люди ему в работе никогда не мешали,— пишет К. Б. Кустодиев,— наоборот, он любил, когда к нему приходили, и тогда становился оживленным, веселым, жизнерадостность в нем, что называется, била ключом».
Именно в эти годы, в полулежачем состоянии, с привязанной к руке кистью он создает на холстах, специально распластанных и нависающих над ним как потолок, портреты Волошина, «Мирискусстников», Шостаковича, Шаляпина, молодых студентов физиков (будущих академиков) Капицы и Семенова.
О каждой его работе можно написать целую историю. Если внимательно смотреть на портрет К. Б. Кустодиева из коллекции БНХМ, то можно увидеть посвящение на одном из искусствоведческих журналов «Милому сыну Борису от отца». Портреты людей, живших напряженной интеллектуальной жизнью и бытовая проза в «Сцене у окна» (тоже из нашего музея). Может ли быть что-нибудь общего между ними? Однако самый любимый из художников, самый известный из них — шаляпинский «выдает» их общий пафос — восприятие художником элиты науки и искусства как не отделенной от обычной народной жизни, а тесно связанной с ней крепкими узами. Ведь не случайно, получив в 1910 г. просьбу министра искусств Италии написать свой автопортрет для самой престижной в мире флорентийской картинной галереи Уффици, он изобразил себя чисто по-русски — в шубе на фоне соборов и стен Лавры в праздничный ярмарочный день. Очень немногие из русских художников (Кипренский, Репин и Серов) удостоились чести написать автопортет для этой галереи.
Он умер в 49 лет, 26 мая 1927 г. В день похорон шел дождь, но, когда гроб стали опускать в могилу, «самое большое действующее лицо» кустодиевских картин — солнце — пробилось сквозь тучи и прощально улыбнулось своему певцу.
Юлия Евстафьевна, которой, объясняясь в любви, он говорил: «... твое здоровье и ты сама нужны еще многие годы для человека, который тебя любит и видит в тебе ту, которую ему послала судьба». И она долгие 20 лет его болезни ежеминутно была ему всем — женой, другом, сиделкой, советницей, пережила мужа на 15 лет. Она умерла в блокадном Ленинграде, как и сестры художника, как и его друг Билибин, вернувшийся на Родину через 10 лет после смерти Кустодиева, как многие-многие жители великого города.
Использован материал
//Библиотека предлагает. - 2018. - №1.
Борис Кустодиев: Культура.РФ