ИВАН ПОЛИКАРПОВИЧ ПУХКАЛО
(1924-2013)
Биография
Все в жизни Ивана Поликарповича необыкновенно, даже рождение: отец строил в Ростове Ворошиловский мост, а мать приехала из Головатовки навестить мужа, да там, на спусковой барже, и родила сына Ваню. Было это 20 сентября 1924 года.
Имя Поликарп означает «многодетный» и оправданно: в семье было 12 детей, Иван – одиннадцатый, предпоследний.
Поликарп Павлович Пухкало долго не вступал в колхоз, был единоличником. Читал запоем: пасет, бывало, корову, сядет на скамеечку, привяжет к ноге веревку и читает до тех пор, пока корова не съест траву на полянке, да натянет веревку, тогда отец прервет чтение, переставит скамейку, и продолжает читать.
Некоторое время работал на приемном пункте Азовского молзавода.
В 1937 году хороший товарищ отца - Слонько, назначенный председателем, сагитировал-таки Поликарпа вступить в колхоз. Назначили приемщиком на мельницу. И здесь в полную силу проявился дар счетоводческий дар отца: не пользовался Поликарп счетами, выполнял в уме все арифметические действия. Проверяющий по фамилии Краса, наводивший страх на всех колхозников, никогда не делал замечаний весовщику: все сходилось у него до копеечки, до грамма!
В 1938-39г.г. подросток Ваня помогал отцу принимать зерно от комбайнов «Коммунар» летом, во время каникул.
Но мирную жизнь прервала война. Иван был призван в армию в июле 1942 года. Из Головатовки новобранцы шли пешком до станции Каяла (с. Самарское), потому что Батайск был занят немцами. Погрузились в «телятники» и поехали в сторону Кавказа. Возле Армавира эшелон был обстрелян немецкой авиацией, бойцы выскакивали из вагонов и прятались в поле, среди колосьев. После налета пути были быстро отремонтированы специальной бригадой, обязательно сопровождавшей солдатские поезда, и движение продолжалось до станции Прохладной. Высадились, обосновались: вырыли землянки, в течение двух недель продолжались учения: деревянные винтовки и пулемет «с дыркой» - вот и вся учебная техника. Затем передислокация в Северную Осетию, в Орджоникидзе (Владикавказ). Рельсы закончилась пошли пешком. Передвигались ночью, - днем горные дороги обстреливались немцами. Через Терек перебирались по паре швеллеров, боком, по двое, взявшись за руки.
Во Владикавказе получили назначение в 110-й полк НКВД. Бойцам выдали автоматы, и - сразу в бой. За две первые недели отбили две атаки. Потом новый переход с боями в сторону Тбилиси через Крестовый перевал, описанный М. Ю. Лермонтовым в повести «Бэла». У станции Овчалы, близ Тбилиси, жили в фанерных домиках. Через 10 дней подняли по тревоге, выдали валенки, полушубки, шапки и отправили отбивать у немцев Клухорский перевал.
На перевале вел бои 900-й горно-стрелковый грузинский полк. Борьба шла с попеременным успехом: перевал переходил несколько раз из рук в руки. Нужно было что-то предпринять. И командир, старший лейтенант Туманов, решил уничтожить 2 пулеметных расчета немцев, которые были главной помехой на пути к достижению цели.
4 смельчака, в их числе Иван Пухкало, зашли в обход, по ущелью, в тыл врага и забросали пулеметные гнезда гранатами. Почва для прорыва и решительного наступления была подготовлена. Ребят встретили как героев, и тут, в 10 метрах, разорвалась мина, товарища Ивана убило, а самого его контузило.
Случились эти два события в особенный день – 20 сентября 1942 года: в день 18-летия Ивана Поликарповича.
Носилки с ранеными привязали на спину ишакам. Перед отправкой в госпиталь командир сообщил Ивану, что представил его к награде: Ордену Красной звезды. Награда нашла героя в марте 1945 года.
После госпиталя были трехмесячные курсы младшего офицерского состава, и присвоение Ивану Пухкало звания старшего сержанта.
В январе 1943-го – назначение в Чехословакию. Иван Поликарпович вспоминает, как поручено было ему гнать лошадей-тяжеловозов ценной породы в СССР. Шли по Чехословакии, голодных лошадей невозможно было отогнать от клеверных полей, но ни одной жалобы от местных жителей не последовало, наоборот, советских солдат встречали приветливо и радостно.
Совершенно иное отношение было со стороны поляков: требовали возместить потраву, смотрели неприветливо и косо.
На Западной Украине, на Родине, обстреляли свои же – власовцы и бандеровцы: много было убито людей и лошадей.
Дальше путь лежал до Тирасполя (Молдавия). Оттуда лошадей вагонами повезли по всей России.
В марте 1946 года вышел приказ о расформировании 40-й армии, действующими оставались только гвардейские части. Ивана Поликарповича назначают в роту охраны штаба 40-й армии, потом писарем в архив армии.
25 октября в Бузулуке архив был принят полковником Колесниковым без замечаний. В качестве поощрения архивариусы получили по месяцу отпуска.
Вагоны были переполнены, ехали на крыше, и на станции Кинель, когда поезд вошел в тоннель, крючки, свисавшие с потолка тоннеля, стянули чемодан Ивана Поликарповича, – хорошо не его самого… Остался гол, как сокол… В Ростове, на вокзале, встретил односельчан, вместе приехали ночью в Азов, а оттуда пешком - в Головатовку.
Родителей Иван Поликарпович нашел пухлыми с голодухи и пошел наниматься в Рогожкино, в рыбную артель. Платили за работу рыбой, и положение родителей благодаря сыновней заботе немного поправилось.
Во время отпуска Иван Поликарпович нашел девушку, которая писала ему на фронт – азовчанку Тому Залесскую, свою будущую жену, познакомился с ее мамой.
Отпуск закончился, и военкомат направил Ивана Поликарповича в Сочи. В июле его назначили в 15-й отдельный восстановительный батальон связи архивариусом. И вновь архив был подготовлен быстро, качественно, сдан в срок без замечаний в Москву, в Министерство связи 25 декабря 1946 года. 6 января 1947г. Иван Поликарпович опять получает в качестве благодарности и поощрения отпуск. Еще месяц в Рогожкино ловит рыбу с артелью, чтобы поддержать родителей.
4 февраля 1947 года выходит указ о демобилизации 24-го года, и Иван Поликарпович меняет ратный труд на мирный: переезжает в Азов, женится на Тоне, устраивается на работу в полеводческое подсобное хозяйство рыбкомбината. Азовский рыбкомбинат в те годы был солидной организацией: кроме рыболовецкой бригады, в его ведении было подсобное овощное хозяйство (5 га), 100 га земли, столовая для рабочих, где и работал с 1960-го по 1984 год. В 1984 году ушел на заслуженный отдых.
(Записано со слов Ивана Поликарповича в библиотеке им. А. Штанько в 2011 году).
9 марта 2013 года Иван Поликарпович ушёл из жизни.
Вступительное слово А. Ф. Негодаева к третьему сборнику И.П. Пухкало
Иван Поликарпович Пухкало прошел непростую, яркую жизнь, полную неожиданностей, реально выполненных планов и реализованных идеалов.
Вырос он в очень большой трудовой крестьянской семье, вместе со школой воспитавшей в мальчике исключительное трудолюбие, высокий патриотизм и искреннюю человечность.
В довольно зрелом возрасте Иван Поликарпович с душевной теплотой и любовью вспоминал о своих родителях. Мама Елизавета Васильевна стала для него олицетворением Надежды на светлую и радостную жизнь. Иван Поликарпович любил маму искренне, преданно, до боли сердечной, и потому так трогают слова автора:
Милая Надежда, матушка моя!
Ты с такой любовью берегла меня.
Ты мое спасенье, светлый лучик дня,
Я прошу прощенья, мама, у тебя…
Широкие привольные приазовские степи и плавные волны Таганрогского залива рано разбудили в Иване высокое чувство любви к Отечеству, его малой Родине – селу Головатовка Азовского района:
На деревню мою – Головатовку древнюю -
Гляжу я сегодня с большою тоской:
Ты стала совсем не похожа на прежнюю,
В которой я жил перед самой войной.
Тогда ты была: чиста, весела, плодородная,
А сейчас ты глухая, заросшая вся в бурьянах,
Мне больно смотреть на тебя, моя родная,
Где рос и учился я, будто во снах.
В короткой и ясной поэтической форме оценил автор свою рано созревшую юность:
В 17 лет я обливался потом,
В 17 лет уже на фронте был,
В 17 лет «Максимом»-пулеметом
Я больше, чем любовью дорожил.
Ордена Отечественной войны и Красной Звезды, медаль «За Отвагу» достойно украшали грудь Героя Великой Победы Ивана Поликарповича Пухкало и красноречиво говорили сами за себя…
После демобилизации в 1947 году начался новый этап в жизни Ивана Поликарповича: Азовский рыбкомбинат - комсомольская, партийная работа: двенадцать лет он был секретарем парткома рыбкомбината. Закончив в 1964 году Всесоюзный заочный институт пищевой промышленности, работал более десяти лет старшим инженером отдела труда и зарплаты. Кроме того, все годы работы на комбинате Иван Поликарпович участвовал в художественной самодеятельности своего трудового коллектива.
С 1984 года И.П. Пухкало на заслуженном отдыхе. Но ветераны не увольняются в запас! Иван Поликарпович продолжает активно заниматься общественной работой теперь уже как член Азовского городского Совета ветеранов войны и труда, Вооруженных сил и правоохранительных органов. Теперь Иван Поликарпович – частый и желанный гость азовских школ и других учебных заведений – рассказывает молодежи о военном времени, мастерски читает стихи наизусть (в его памяти хранилось более трехсот поэтических текстов на русском и украинском языках), поет задушевные песни. В последние годы жизни Иван Поликарпович был участником ансамбля «Неделька» при городском Дворце культуры.
Читатели с большим интересом встретили первые две книги И. Пухкало: "Об этом забывать нельзя" и "Я вновь шагнул в разбуженную память", вышедшие одна за другой в издательстве «Азовпечать» в 2011 году. Литературный слог автора самобытен и прост.
Иван Поликарпович не скрывал, что вдохновил его на литературный труд юнга Тихоокеанского флота, член городского литературного объединения «Петрович» Анатолий Петрович Пильник: «С Анатолием мы много лет работали на рыбкомбинате, но друг о друге не знали, а подружились совсем недавно, лет пять назад. За это время он как-то «влез мне в душу». Человек независтливый, он побудил меня заняться творчеством, помогает советами, подбрасывает идеи».
Вдохновленный успехом, Иван Поликарпович начал работать над третьей книгой, в которой искренне делился своими воспоминаниями и размышлениями о суровом детстве и юности, о друзьях-товарищах, встречах с летчиками-космонавтами, причем большую часть новой книги составили невыдуманные рассказы о детях.
Немного времени не хватило ветерану, чтобы литературный замысел стал изданной книгой…
В октябре месяце 2012 года Иван Поликарпович попросил меня подредактировать рукопись, написать вступительную часть и придумать книге название. Просьбу я выполнил и вернул рукопись автору. Иван Поликарпович в это время был тяжело болен, и вскоре его не стало…
Но, как известно, «рукописи не горят»: черновик книги был сохранен в библиотеке им. А. Штанько, с которой ветерана связывали годы дружбы. Иван Поликарпович знал, кому доверить, где бережно сохранят. Его ожидания оправдались.
Выходящая в издательстве «Азовпечать» третья книга И.П. Пухкало «Мои откровения» – дань уважения памяти светлого человека, каким был Иван Поликарпович, литературный памятник от товарищей, твердо решивших, что книге быть. Сам Иван Поликарпович подчеркивал не раз, что «Бог всегда любил троицу». Ведь человек жив, пока о нем помнят.
РАССКАЗЫ ДЛЯ ДЕТЕЙ ИЗ КНИГИ «МОИ ОТКРОВЕНИЯ»
Дружная семерка
Босоногое детство! Ах, какое оно? Тяжелое и счастливое, такое далекое и близкое.
Во-первых, оно тяжелое и далекое… Конец двадцатых, начало тридцатых годов прошлого столетия. Дети в деревнях и селах от голода и болезней страдали, а многие умирали. У них не было желания поиграть между собой, чему-то порадоваться – когда пусто в желудке и неможется от болезней, – счастья не жди…
Вот в такое время мы, мальчишки села Головатовка, по-своему дружили, общались, делились друг с другом, кто чем мог.
Мы нашли силы и создали детское сообщество – своего рода «Дружную семерку». В нее входили семь пацанов, и у каждого было свое прозвище. Меня, как старшего по возрасту, звали Кармэк. Что означает это слово, я и сам не знаю. Моего младшего брата Николая звали Хрипун. Он начинал хрипеть, если откусывал слишком большой кусок. Но со временем это у него прошло. Третьим был наш сосед Вася Прокопенко, по прозвищу Каплуша, потому что у него уши были оттопыренные и торчали. Четвертым был Петя Воробьев – Петух. Он был такой горячий, вспыльчивый, но быстро успокаивался. Пятым был Ваня Головатенко, а звали его Зуя, но смысла этого слова никто не знал. Называли его так, и всё. Он немножко картавил, не выговаривал букву «р». Эта дружная пятерка запечатлена на фотографии, которую сделал Ваня Малый весной 1941 года. Звали Ваню Задирой, потому что он всегда задирал нас, шутя, придумывал смешные истории и обязательно придирался к девчонкам. Он был наравне со мной по росту, но потолще. Седьмым у нас был Ваня Омельченко, звали его Шутник. На кого хочет – сочинит небылицу какую-нибудь смешную, мы все смеемся, а он, довольный, приговаривает: «Завтра я еще чего-нибудь придумаю, чтобы все посмеялись».
…И вот прошло 3-4 года. Наша дружная семерка училась в школе, все семеро – в одном классе (с первого – по четвертый). Учились все по-разному. Я был круглым отличником, от меня не отставали Ваня Омельченко, Вася Прокопенко, Петя Воробьев. Петя даже стихи сочинял о природе. Однажды один из них он прочитал в классе. Анна Евгеньевна его поблагодарила. Стишок был небольшой. Вот его строки:
Золотая осень, тихо вокруг,
Птицы, и те улетели на Юг.
Что касается брата моего Николая, то у него в основном были все хорошие оценки, но бывали и тройки. Ваня Головатенко учился на таком же уровне. А вот с Ваней Малым мне пришлось повозиться, то есть помогать ему. Он пришел во второй класс совсем неграмотным. Дело в том, что отец его рано умер, а у матери осталось четверо детей. Елизавета Федоровна дружила с моей мамой, и обе старались как-то выжить. Посоветовавшись, они попросили моего отца Поликарпа Павловича обратиться с просьбой к председателю колхоза И. Т. Слонько, чтобы устроить Ваню водовозом во вторую бригаду. Иван Тарасович дал добро. Когда их семейные дела немножко наладились, я попросил Анну Евгеньевну взять Ваню прямо во второй класс. Дал обещание учительнице, что подготовлю его за два года, и в пятом классе Ваня будет учиться не хуже других учеников нашего класса.
Прошло еще три года (1939-1941). Наша «дружная семерка» повзрослела, возмужала, учеба продолжалась, мы так же собирались на кургане и обсуждали все наши дела. Мы помогали старикам и старухам, у которых не было детей, а их поблизости – пять семей. Копали огород, носили воду, рвали траву, помогали обрабатывать посаженное добрыми трудолюбивыми руками. Но и как бы в шалости грешили. Дрались и играли в войнушки – бросались камнями – улица на улицу. Помню, как я камнем попал почти рядом с глазом Юре Короленко, однокласснику. Учительница никак не могла поверить, что ему «засветил» я: «Ваня Пухкало не мог этого сделать!»
Но пришлось самому признаться, и учительница послала меня за родителями. Отец меня побранил, и я запомнил это на всю жизнь…
Май 1941 года. Закончили мы по семь классов, всей семеркой вступили в комсомол. Устраивали всевозможные соревнования спортивные, вечера песен, играли на музыкальных инструментах. В общем, мы были счастливы и думали о нашем будущем. Но… Началась война. Мы с Ваней Малым вместе с другими призывниками ушли в армию 15. 07. 42 года. Остальная пятерка была призвана через два года, то есть в 1944 году. По-разному сложились военные судьбы нашей семерки. О себе я уже много рассказывал в своих книгах. На войне всякое бывает, но веру в победу я сохранил и вернулся домой живым. А это ведь главное!
Брат мой Николай воевал на Украине в зенитно-артиллерийском полку, кстати, в этом же полку воевал и Петя Воробьев, но Николай – рядовым зенитчиком, а Петя – старшим лейтенантом, командиром зенитной батареи. Вася Прокопенко был старшиной роты. Ваня Головатенко в армии не был – работал на военном заводе (имел бронь), а в послевоенное время – председателем профкома завода. Ваня Омельченко был пограничником, закончил военную академию, после войны продолжал военную службу в звании майора в Минске. Вася Прокопенко работал в Кисловодске в одном из санаториев завхозом. В последний раз мы с моим сыном Юрой встретили его и беседовали вместе два часа, пока стоял поезд.
А вот об Иване Александровиче Малом я хочу рассказать немного подробнее. В военные годы он был направлен на учебу по почтовым делам, так и прошла его служба. А когда окончилась война, Малый более 30 лет работал в Азовском узле связи в должности заместителя начальника. Кстати, мы с Иваном были очень близкими друзьями, дружили семьями, помогали друг другу. А когда Иван заболел, попросил нас собираться у него дома: я, Ваня Головатенко, мой брат Николай и Ваня Омельченко. Как любил Ваня жизнь: больной, играл на аккордеоне, пел с нами вместе. Особенно ему нравилась песня «Я люблю тебя, жизнь!»
Спустя год Ваня умер…
Пирог моего детства
В довоенное время, в годы моего детства и юности, мама очень часто в летнее время, а особенно в престольный праздник Успение, пекла пироги со сливами. У нас в Головатовке был небольшой сад, в котором росли три сливы. Мы их называли «кубышечки». Я очень любил мамины пироги и ел их всегда, как говорится, «от пуза». А особенно в день Успения: в этот день мама выпекала в печи, которая стояла во дворе, по 8-10 пирогов. Гости, приходившие к нам на праздник, также с удовольствием кушали да прихваливали, мол, какие вкусные пироги печет бабушка Савета: так маму звали все в деревне. Даже в голодные послевоенные годы мама ухитрялась печь пироги со сливами, используя вместо муки так называемую мучку. Конечно, не такие вкусные они были, но все-таки пироги со сливами! С тех пор прошло много лет, а вкус их я и сейчас помню…
В день моего 87-летия участница ансамбля «Неделька» Людмила Михайловна Галенко подарила мне пирог со сливами, - можете представить состояние моей души! Я вспомнил детство и юность, вспомнил мамочку свою родную и ее ласковые руки, вспомнил, как она нежно, по-матерински оберегала нас от болезней, как сама не доедала, а нас старалась хоть чем-то накормить досыта.
Спасибо Людмиле Михайловне за «разбуженную память».
Дед Дорош – сторож
Так звали ребята с нашей улицы деда Дороша. Он был уже старый, но свой сад обрабатывал хорошо: все своевременно чистил, обрезал ветки, смастерил опрыскиватель, варил листья из шелковицы для уничтожения вредителей, убирал падалицу и, конечно же, стерег свой сад, лучший на улице. Но ребята есть ребята. И когда поспевали фрукты, пацанва собиралась, стараясь обхитрить деда Дороша, нарвать вишен или яблок, поделить на всех и съесть.
А у деда была будка, где лежала постель, и он отдыхал. Собаки у него не было, и если слышался шум, дед выбегал из будки с палкой гнался за воришками. Ребята убегали с криками: «Дед Дорош – сторож! Дед Дорош – сторож!» Я был старше всех на улице и как бы был у ребят командиром поэтому. Меня все слушались, и без моей команды набегов в сад не совершали.
Поняв такую обстановку, дед Дорош пригласил меня, как соседа и сказал: «Ваня, ты хороший мальчик, с тобой можно поговорить. Это не те воришки, что шкоду делают, рвут фрукты, ветки обламывают, и от их набегов фрукты погибают. Ты поговори с ребятами. Я буду сам собирать падалицу, складывать в чашки и ставить у забора, что напротив вашего двора, и пусть пасутся дети, а меня не беспокоят!»
Вот такой разговор с дедом состоялся. Я передал ребятам дедову просьбу, и «дело" пошло прекрасно. Порой ребята даже просили деда, чтобы нарвал им плодов, и он всегда просьбу выполнял. Иногда сам подзывал кого-нибудь из ребят, чтобы забрали яблоки, груши или другие фрукты.
Вот так мы с дедом Дорошем договорились. Больше никто из ребят не лазил в сад и не ломал веток, и не дразнил деда Дорошем-сторожем.
Дед жил еще многие годы и угощал ребят вкусными фруктами, но и мы тоже повзрослели и с дедом жили мирно.
Сказка про белого бычка
В некотором царстве, в тридевятом государстве жили-были старик со старухой. Их избушка стояла на самом краю села, рядом протекала маленькая речушка, за ней начинался дремучий лес, через который проходила столбовая дорога до самой столицы этого государства.
В холодное время года избушку отапливали дровишками из леса дремучего. Старик часто бывал в лесу. Разыщет сухое дерево, нарубит дровишек и вязаночкой отнесет к себе во двор. И вот однажды пошел дедушка Федор в лес по дрова. Зашел в лесную глухомань и услышал человеческий голос: «Я Иван-царевич, что хочу, то и ворочу». Видит дед белого бычка: лицо человеческое, нос бычий, на человечьей голове – маленькие рожки, ходит на четырех ногах и сзади - небольшой хвостик. Этот бычок был привязан к дереву. Жалко стало старику белого бычка, и забрал он его домой. Привел, бабушка удивилась такому чудовищу. А бычок говорит все одно и то же: «Я Иван-царевич, что хочу, то и ворочу», – и больше ничего сказать не может.
Живет тот бычок со стариками год, другой. Кушает с помощью передних ножек, потому что вместо копыт на них – человеческие руки. Пищу употребляет людскую, а делать ничего не может.
И вот однажды весной шел по столбовой дороге престарелый странник. Вечерело, попросился он у этих самых стариков переночевать. Вошел в избушку, навстречу ему – белый бычок со словами: «Я Иван-царевич, что хочу, то и ворочу». Странник промолвил: «Так вот ты где!» – и рассказал такую историю:
– За синим морем-океяном, за тридевять земель, есть город, в котором правит царь-государь. У царя того сын Иван-царевич был красив да умен. В граде том жила ведьма-старуха, а у нее – дочь-красавица. И ведьме захотелось, чтобы дочь стала женой молодого царевича. Но царевич отказался взять ее в жены ее дочь, вот и превратила его ведьма в белого бычка. Это и есть тот самый бычок-царевич. А как расколдовать его, – прибавил странник, – знает только добрая фея Агрипина. Живет фея в лесу, и охраняют ее медведи. Но если сказать медведям: «Я пришел за помощью к доброй фее Агрипине», – то они подобреют и покажут к ней дорогу.
И вот старик Федор оставил старуху с белым бычком, а сам пошел в дремучий лес искать добрую фею. Нашел. Выслушала его фея и объяснила, что заочно колдовство снять не может, нужно ей самой увидеть бычка. Пошла фея со стариком и, как только увидела бычка, сразу же сказала, кто его околдовал и за что. Три дня и три ночи читала фея молитвы, и все время смотрела бычку в глаза. А на четвертый день перед нею появился красавец Иван-царевич. Подарила ему фея два почтовых голубя, и послал царевич весточку отцу-государю, что жив, и где находится.
Вскоре отец появился, забрал сына и вместе с ним добрых стариков. Женил Ивана-царевича, выстроил дворец, в котором до сих пор живут и здравствуют Иван-царевич, его жена царевна Марьюшка, дед Федор и старуха его Дарьюшка.
Сказку эту мне рассказывала покойная моя матушка Елизавета Васильевна, и запомнил я ее на всю жизнь. А вам, ребята, советую прочитать эту добрую сказку и рассказать своим друзьям и знакомым.
Рассказ-быль про доброго дельфина
Было это недавно или давно,
Но я сказку напишу все равно.
Про дельфинчика доброго Малыша.
Прочитайте вы ее не спеша.
Располагалось село на берегу Черного моря, недалеко от Новороссийска. В этом селе жили три двенадцатилетних мальчика. Учились в одном классе, жили недалеко друг от друга, дружили крепко, а звали их – Гриша, Миша и Коляша.
Почти круглый год ежедневно купались они в ласковых, а иногда и суровых водах сказочного Черного моря. Причем всегда на одном и том же месте. Стали ребята замечать, что рядом с ними частенько плавает дельфинчик, и имя ему дали – Малыш. Все ближе и ближе подпускал к себе ребят дельфинчик, такой чуткий, ласковый, и вот уже позволил взобраться к себе на спину. А мальчишки придумали себе удовольствие - кататься на дельфиньей спине. Видно, дельфинчику это нравилось, и он стал катать ребят.
Идут, бывало, друзья купаться, а Малыш уже лежит у самого берега, своим тоненьким писком сообщает, что он здесь, ждет. А если ребята приходили раньше, то начинали кричать: «Малыш, Малыш, мы здесь! – и в одно мгновение дельфинчик оказывался рядом.
Прошел год или больше, – этого точно не помню, – и приключилась такая история.
Погода с утра была тихая, спокойная, и ребята пошли кататься на быстроходной маленькой лодке. Заплыли далеко, и вдруг мотор заглох. Как ни старались ребята запустить мотор, он им не подчинялся. Вдруг подул резкий ветерок, и вскоре шторм разыгрался во всю свою силу. Стали ребята тревожиться и думать, как им отсюда выбраться. Волны заливают маленькое суденышко, еле успевают ребята вычерпывать воду! И тут раздался знакомый писк. Малыш подплыл к самой лодке и дружелюбно подставил спину. Отвез одного за другим ребят до берега: спас всех от верной смерти. Вот так испытанное развлечение – катание на дельфиньей спине - помогло в минуту опасности…
О дружбе человека и дельфина написано много рассказов, сказок и легенд. Немало спасенных человеческих жизней на счету этих умных морских животных, способных почувствовать опасность и вовремя прийти на помощь. Вот почему любовь человека и дельфина, о которой автор и хотел рассказать вам, дорогие ребята, всегда взаимна.
Рассказ о говорящем попугае, которого звали Кеша
Это было пять лет тому назад. Я встретил старого друга, и он рассказал мне историю про говорящего попугая. Друга, к горькому моему сожалению, уже нет в живых, но я запомнил эту историю и хочу рассказать ее вам. И вот что поведал мне мой друг Михаил…
– На 80-летие родственники подарили мне молодого попугайчика. Я назвал его Кешей и решил научить разговаривать. Раньше у меня жил попугай, но у него не было таких способностей, как у Кеши, и мои прежние «попугайные тренировки» прошли даром.
А вот Кеша проявил такие способности, каких я и не ожидал.
Утром я всегда крепко засыпаю и без будильника проснуться не могу. Так вот, Кеша, когда на старых, без боя, часах, висевших напротив клетки, стрелки показывали 8.00, своим хриплым голосом начинал твердить: «Миша! Пора!» – и повторял до тех пор, пока я не поднимался с постели.
Попугай очень внимательно вслушивался в мои слова и запоминал их. Бывало, спрашиваю:
–Кеша, я забыл, когда мне надо к врачу.
Кеша отвечает:
–Ровно в десять! Ровно в десять!
Или спрашиваю:
–Какая завтра у нас погода будет?
Отвечает:
–Дождь! Дождь!
Если спрошу: «Какой сегодня день недели?» – Кеша назовет обязательно сегодняшний. Ошибок у него я не замечал. Вот какой был у меня Кеша. К сожалению, его уже нет в живых. Случилась с ним вот такая беда: однажды клетку его вынес я на воздух, а соседский кот задушил моего друга прямо в клетке… Так я потерял верного друга попугая Кешу…
Ребята, я чувствую, вам понравился рассказ моего друга про удивительного попугая Кешу.
Петух Петя
Петух Петя. Так звала этого замечательного петуха моя мама Елизавета Васильевна. Умудренная жизненным опытом, она хорошо разбиралась в домашних птицах, в том числе и в петухах. За свои 72 года повидала много петухов у себя в хозяйстве, но этот был не такой как все. Не то, чтобы особенно был красив, – нет, так, обыкновенный, но как он внимательно относился к своим несушкам – диву давались!
Каждую курочку, приготовившуюся снести яичко, вел сам к гнезду и приговаривал: «Ко-ко-ко!», а когда курочка снесет яичко, он обязательно громко прокукарекает.
Всех своих несушек водил по облюбованным ими местам: на песочные полянки, где курочки умывались песчаной пылью, чистили свои прелестные перышки, а потом зарывались и некоторое время сидели недвижимо. А Петя места не находил, как бы ласкал и подбадривал их своим «ко-ко-ко», даже крыльями похлопывал от удовольствия. А когда приводил подруг на зеленую травку, то каждую курочку приглашал «к трапезе»: показывал, где и что клевать.
Когда наступало время кормления птиц, мама замечала, что Петя подходил к ней и всячески пытался показать, что пора давать курочкам зернышки.
Если во дворе появлялась чужая кошка или собака, Петя всячески гнал «пришельцев» со двора подальше. И когда выполнял задачу, от удовольствия произносил свое излюбленное «ко-ко-ко», чтобы успокоились и хозяйка, и его несушки.
Соседка тетя Стефанида говорила маме:
– У нас не такой петух, как ваш Петя, совсем другой. Правильно, что дед Федор назвал его Бароном. Он больше сам себя обхаживает, а курочки - сами по себе. А Петя ваш просто молодец! Вот такого бы петуха нам заиметь, гляди, и курочки наши больше бы яичек несли, а ведь каждое яичко в деревне – радость для ребятишек.
– Помню такую историю с нашим петухом, – продолжала рассказ мама. – Однажды была интересная дуэль петуха и наседки с чужим котом. Квочка вывела 12 маленьких цыпляток. Во время очередной прогулки один из них отошел в сторону, а кот – тут как тут: схватил цыпленка. Петя сразу бросился на кота, наседка ему на помощь прилетела, и вдвоем они измутузили кота: клевали, крыльями били, а Петя в ярости так ущипнул коту левое ухо, что тот, испугавшись, бросился со всех ног к своему двору. Больше не приходил кот в наш двор. Раненый цыпленок выздоровел, и вместе с братьями стал здоровым петушком.
Вот такой был в нашем дворе замечательный петух Петя.
Сказка про ворону Матрену
В одном царстве-государстве жила-была птичка ворона, и все звали ее Матрена, потому что сердце у той вороны было, как у доброго человека. Вот сидит она на дереве и смотрит на землю. Видит, собачка голодная скулит, значит, кушать хочет. Ворона сорвалась с дерева и полетела. Летит и смотрит – недобрый человек выбросил в мусор косточки. Ворона берет в клюв 2-3 штучки, несет собачке, бросает и подает сигнал: «Кар-р-р-р»; летит во второй раз, еще несет 2-3 косточки, и собачка, довольная и сытая, своим добрым взглядом благодарит Матрену и после с удовольствием играет с детьми.
А один раз ворона на большой подоконник, где постоянно ее добрые люди подкармливали, принесла раненого скворца. Добрые люди догадались, что ему нужна помощь, взяли птичку в квартиру, кормили ее и лечили, а когда рана зажила, – отпустили. Скворец благополучно возвратился в свою птичью семью.
Интересно, что рану эту скворушка получил от злого кота. Добрая ворона решила отомстить коту. Кот хотел утащить из гнезда скворчонка, но отец за него заступился и был ранен котом. Ворона еще раз подследила кота. Однажды кот, раздобыв кусочек колбаски, положил его на землю, затем посмотрел в сторону, где бежала молодая красавица-кошечка. Ворона эту колбаску схватила и отнесла бездомной голодной собачке. Та с удовольствием приняла такой подарок от доброй вороны Матрены.
Вот так каждый день ворона делала добрые дела: воровала у сытых животных продукты и подбрасывала их голодным бездомным «братьям».
Няня-Ваня
Когда мне было шесть лет, у соседей родился сын, его назвали Сашей. И вот я стал его нянчить. Соседи удивлялись: девочки обычно нянчат малышей, а тут мальчик, да еще и маленький. Я так был им увлечен, что возил Сашу в коляске, которую смастерил его отец, и у них по двору, и через улицу, к себе во двор. Всегда старался, чтобы у малыша была соска или жёвка во рту. Потому что как только она выпадала изо рта, Саша начинал плакать. Я даже просился спать к нему ночью, чтобы оберегать его счастливый мальчишеский сон.
Шло время, мой любимый малыш подрастал. Стал ходить, стал разговаривать. И первое слово у него получилось не «мама», как обычно, а «няня». Потом уже, несколько лет спустя, он меня назвал няня-Ваня.
Я носил его на руках, водил на экскурсию по селу, по лугу, часто мы ходили на курган, где собирались ребята, на речку Кагальник, там купались, потом шли к наплавному мосту и ныряли с «быков». Саша сначала боялся, потом, как заправский ныряльщик, бросался с «быков» и долго плавал - любил он это.
Прошло время. Я пошел в школу. После окончания школьных уроков приводил Сашу посидеть за партой, а он все время твердил: «Я тоже хочу в школу! Вы все учитесь, а я один скучаю». И все-таки он добился своего: пошел в школу шестилетним. По моей просьбе Анна Евгеньевна Рыбакова, первая моя учительница, побеседовала с Сашей и зачислила его в первый класс. Усадила за первую парту в среднем ряду, ту самую, за которой сидел я первые четыре года. Наверное, не случайно, как и я, Саша был отличником.
Потом началась война, мне пришлось уйти на фронт и расстаться с Сашей. Я писал ему письма. Саша тоже регулярно писал мне. Закончил он 7 классов «на отлично». Став взрослым, женился, работал в колхозе трактористом. Прошло время, и друг мой тяжело заболел.
…Перед смертью Саша позвал меня, долго мы с ним говорили, и он тогда сказал, что скоро умрет, а имя мое «няня-Ваня» будет помнить и на том свете.
Вот такой у меня был друг Саша, светлая ему память.
Девочка и вишня
То ли сказка, то ли быль
В нашем селе Головатовка жила семья Амосовых. И мужу, и жене было по 25 лет. И когда родилась у них первая доченька, назвали ее Лидой, как бабушку.
Как только научилась ходить маленькая Лида, мама ее посадила в огороде вишню. Вместе с дочерью за деревцем ухаживали, поливали, следили, чтобы не обгрызали ее гусеницы, не нападала тля. Когда вишенка начала плодоносить, радости у обеих было через край, еще пуще следили они за вишенкой: обрезали лишние веточки, окапывали вокруг землю, приговаривая: «Расти, расти, вишенка, наша красавица!»
Но вот по решению партийных органов отца направили в Монголию обучать трактористов. Уехали всей семьей. Там Лида сильно скучала за вишенкой. В Монголии родилась сестричка Нина. Прошло два года, и командировка закончилась, вернулись Амосовы в родное село, на свою малую родину. Прибежала Лида в свой двор, к вишенке сразу. Увидела ее и заплакала от радости, и вишенка заплакала тоже. Испугалась Лида, подбежала к маме и спрашивает:
«Мама! Мама! Почему наша вишенка плачет? Кто ее обидел? Я сама видела, как с вишенки капали слезы».
Побежали вместе к деревцу и увидели, что объели ее почти всю гусеницы: некому было ухаживать за деревцем.
И снова пятилетняя Лида, мама и с ними маленькая сестричка Нина начали ухаживать за вишенкой. Уже через год их красавица поправилась и одарила заботливых хозяек спелыми сладкими плодами.
Минуло много лет. Вишенка стояла так же посреди огорода и приносила много плодов. Лида и Нина стали взрослыми и под большой кроной дерева обустроили «холодок»: пили чай, отдыхали в тени, дети играли с куклами.
Рассказывая свою историю о вишне, вспомнил стихотворение известного поэта Михаила Исаковского:
В ясный полдень, на исходе лета,
Шел старик дорогой полевой;
Вырыл вишню молодую где-то
И, довольный, нес ее домой…
Он глядел веселыми глазами
На поля, на дальнюю межу
И подумал: «Дай-ка я на память
У дороги вишню посажу…
Пусть растет большая-пребольшая,
Пусть идет и вширь, и в высоту
И дорогу нашу украшая,
Каждый год купается в цвету…
Путники в тени ее прилягут,
Отдохнут в прохладе, в тишине
И, отведав сочных спелых ягод,
Может статься, вспомнят обо мне.
А не вспомнят – экая досада, –
Я об этом вовсе не тужу:
Не хотят - не вспоминай, не надо, –
Все равно я вишню посажу!»
Вот и я через полсотни лет вспомнил о деревце, которое росло в огороде соседей, и написал свое повествование о вишне - то ли сказку, то ли быль. Жизнь продолжается…
Божья коровка
С самого раннего детства наша милая и ласковая мама Елизавета Васильевна воспитывала в нас бережность к святому существу – божьей коровке – жучку оранжевого цвета с черными точками на спинке. Сколько похвальных нежных слов произносила она этой маленькой букашке, предупреждая, чтобы мы, маленькие дети, никогда коровку не обижали, а если где увидим ее, сажали на ладошку и отпускали, приговаривая: «Мама, мама! К нам прилетела божья коровка, которая приносит радость и счастье маленьким деткам».
И вот мы с братом Колей всегда искали этих жучков. Да и не только мы, соседские дети тоже приносили маме божью коровку, а она, выслушав приговор, благодарила детей и просила не обижать эти маленькие существа.
Шли годы, дети становились взрослыми, а любовь к этим маленьким жучкам оставалась прежней.
В школьные годы, на уроках зоологии, мы отыскивали наших коровок, приносили в школу, потом отпускали. Коровки благодарно распускали крылья и улетали в небо. А мы произносили: «Лети, лети, божья коровка, до самого неба синего, до самого Бога нашего, который дает нам здоровье и счастье»…
И вот я уже прошел войну, прожил большую жизнь, но при случае, увидев божью коровку, рассказываю детям и внукам про эти благородные существа и отпускаю с ладоней в небо.
Хочу, чтобы вы свято верили, что божьи коровки несут на своих крылышках по свету радость и счастье всем – взрослым, детям!
И они беззащитны перед нами…
РАССКАЗЫ О ДОВОЕННОМ ВРЕМЕНИ В ГОЛОВАТОВКЕ ИЗ КНИГИ «Я ВНОВЬ ШАГНУЛ В РАЗБУЖЕННУЮ ПАМЯТЬ»
Сказы про голубей
Мой отец Поликарп Павлович был заядлым голубятником. Во дворе у нас стоял старенький большой сарай, и его крыша изнутри была увешана голубиными гнездами, а их у отца было более пятисот пар. Были и простые голуби, и почтовые, и падуны, и другие породы. Но были у него и любимые, те, которые поднимаются очень высоко и там кувыркаются, а он сидит возле огромного шаплыка и смотрит в воду до тех пор, пока эти голуби, кувыркаясь, падают вниз, почти до самой земли, а иногда и убиваются о землю.
Так вот, однажды был сильный ветер, и один из его любимых голубей не смог сопротивляться урагану, его понесло, а отец бежал за ним через луг от Головатовки до самого Пешково. Там голубь уселся на высокое дерево. Отец долез до него, схватил обеими руками, забыв, что нужно держаться, и повис на сучке дерева, потому что был одет в крепкую полотняную рубаху. И когда прибежали люди, то отец попросил взять у него из рук голубя, а потом уже его отцепить от сучка.
Другой случай. Восточный сильный ветер занес одного из любимых голубей в Займо-Обрыв, и хозяин его поймал. Узнав об этом, отец пошел к этому хозяину и договорились, что за голубя отец отдает ему четырехмесячного кабанчика. Был еще случай, когда отец выкупил любимого голубя за трехмесячного бычка.
Соседский огромный серый кот начал посещать нашу голубятню и давить там молоденьких голубяток. Он только выедал из головок мозги, а остальное выбрасывал на пол сарая. И вот однажды, это было в 1932-м году, мой старший брат Василий (ему было тогда 15 лет), пришел поздно вечером с гулянья и услыхал беспокойство в голубятне. Открыл ее, фонариком посветил и увидел кота, который уже успел задушить нескольких голубяток. А к сараю у нас был пристроен курятник, через него кот лазил в голубятню. Василий сообразил, закрыл лаз и позвал отца, меня, меньшого брата Николая, которому было шесть лет (мне было восемь). Мы с отцом вошли в сарай и стали кричать, махать палками, светить фонариком, то бишь, пугать кота. А Василий стал в курятнике ожидать его. И вот кот появился. Брат ухватил его за хвост, а так, как курятник был узким, стал бить его о стены курятника. Кот поцарапал и покусал брату руки, но тот бил, пока кот перестал двигаться. Тогда Василий бросил его на землю и пошел в хату. Обмыли ему раны, легли спать. Утром кота на месте не оказалось. Оказывается, недаром говорят, что коты живучие. Но больше этот кот в голубятню не лазил.
Это было в 1944-м году. ВУ это время был такой закон советской власти, что каждый сельский двор должен ежегодно сдать 40 килограммов мяса государству. Мой отец в то время еще был единоличником и не мог сдать столько мяса. Тогда сельский совет забрал у нас буренку. Мать ходила в тот сарай, где содержалась наша коровушка, ее кормила и поила. А отец в то время сторожил огороды единоличников и плел из лозы большие корзины (сапетки). Отец решил сдать мясозаготовку голубями. В сельсовете ему разрешили это сделать. И вот мы в один из июльских дней собрали десять ребят и девчат с нашей улицы, а отец наловил 50 пар голубей, поместили их в корзины, а сверху покрыли сетками из ниток и пеши, через Пешково понесли голубей в пяти корзинах в Азов, в «заготскот», так тогда называлась эта организация. Отец сдал мясозаготовку голубями, а за перо ему выплатили тогдашними деньгами 90 рублей.
Мы сидели и ждали его, а отец вышел такой довольный и купил всем нам по мороженому и стаканчику газированной воды с сиропом. Мы, довольные таким угощением, отправились пеши домой: ведь тогда никакого транспорта для передвижения на дальние расстояния в районе не было.
Пионерский лагерь
По договоренности между директором головатовской неполной средней школы Донатом Федоровичем Рыбаковым и председателем правления колхоза «Парижская коммуна» Иваном Тарасовичем Слонько в селе был организован так называемый пионерский лагерь на 520 учащихся 3-4-х классов, хорошистов и отличников.
Лагерь располагался в одном из пустых домов, недалеко от школы. Все было приспособлено для двух десятков ребят: мы там и питались, и ночевали с 15 июня по 15 июля. Руководила работой пионервожатая школы (фамилию, имя, отчество ее я, к сожалению, не помню).
Был такой распорядок дня: подъем в 7 часов утра по сигналу горна, а горнистом был я. Все поднялись, выстроились в шеренгу, и все внимание – на подъем флага лагеря. Пели одну из пионерских песен, затем делали зарядку, умывались, завтракали с 8до 8-30, затем приступали к работе: три поста по 3 человека отправлялись на край колхозного поля и со специально построенных вышек следили, чтобы не было пожаров, - до 13 часов, затем производили смену, а свободная от вахты смена убирала территорию молочно-товарной фермы, расположенной рядом. А когда начиналась уборка хлебов, то свободная от вахты смена собирала колоски и сдавала их на весовую, которая тоже находилась рядом.
Вожатая находила время и для оказания помощи одиноким пожилым людям, которые проживали на той же улице, где и располагался наш лагерь.
Отбой на ночлег также был под звуки горна: выстраивались все в шеренгу и опускали лагерный флаг. Когда заканчивалась косовица хлебов, мы проводили экскурсии по селу, на луг, на ферму, в полеводческую бригаду №1, которая была недалеко от села.
Вот так я два лета был в этом лагере, а когда мне исполнилось 15 лет, отец взял меня к себе в бригаду, я помогал ему принимать зерно от комбайнов. А уже в 1940-м году меня взял в помощники учетчик полеводческой бригады №2 дядя Ваня Ровенский, а когда началась война, его мобилизовали в армию, а я оставался учетчиком бригады до июля 1942 года, когда тоже был призван в армию.
Пионерский лагерь просуществовал до начала войны.
Дедушка Сила
В нашем селе, на его окраине, жил одинокий старик. На вид ему было 65-70 лет. Жена его умерла давно, а дети – сын и дочь со своими семьями жили в других местах.
Вот не знаю, почему его так звали «дедушка Сила»? Или оттого, что его имя было Силантий, или оттого, что в нем была огромная сила, как в селе говорили: «У этого деда сила, как у быка». Вот эту силу я однажды увидел сам, своими глазами. Было это так.
В один из июльских дней, когда я помогал отцу принимать зерно от комбайнов, ко мне подошел бригадир Яков Федорович Попов и сказал: «Ваня! Ты знаешь, наш водовоз заболел, а бочка пустая, нет воды. Я тебя прошу заложи бычков в водовозку и поезжай к каменному колодцу, привези воды. Поликарп Павлович, Вы не возражаете против этого? «Не возражаю», - ответил отец.
Заложил я бычков в водовозку и поехал к колодцу, из которого возили воду все четыре полеводческие бригады, да и тракторные - тоже . Налил я ведерком трехсотлитровую бочку водой, а когда начал погонять бычков, они дергались, а водовозка – ни с места! Видно я, по неопытности, поставил водовозку не в хорошее место. Я растерялся, и кругом никого нет. Смотрю, подъезжает водовозка из третьей бригады, и на ней сидит Дедушка Сила. Я плачу оттого, что не могу заставить бычков тащить водовозку. Дедушка слез со своей водовозки, подошел ко мне и говорит:
- Як це ты смог поставить свою водовозку в таку яму, выны ж, бидни бычки, еи никоэ нэ вытащуть. Дай-ка я сам попробую. Отстегивает моих бычков, поручает мне их придерживать, а сам достает лямку, одевает себе на спину, предварительно привязав другой конец к водовозке, берется за дышло. Перекрестился со словами: «Господи, благослови и помоги мне!» поднатужился, крякнул. И водовозка сдвинулась с места, он ее вытащил, поставил на ровное место и сказал: «А тэпэрь, сынок, на будущее знай, что с этой стороны водовозку ставить нельзя. Воны ж, бидни бычки, ще молодэнькы, я сам ее еле-еле вытащил». Вот такой у нас был и жил в то довоенное время Дедушка Сила.